Вы, конечно же, заметите их. Может, даже сперва отбросите. Так просто Гелерра не сдастся, не из таких. А потом в дело вступит Эйвилль.
И тут, я надеюсь, вы совершите ошибку. Хотя бы один раз, попытаетесь достать меня через неё.
А пока – пока мне следует заняться Кирддином: порталами, новыми поселенцами, быкоголовыми, и так далее и тому подобное. И ждать вестей от Ракота из Зидды».
…Рядом с задумавшимся Хедином прозрачной тенью возник один из эльфов-вампиров. Познавший Тьму не обернулся. Приближённый Эйвилль поспешно опустился на одно колено.
– Великий, она просит есть. Велела идти к тебе.
– Я помню, – холодно, не поворачивая головы отозвался Хедин. Побороть извечное отвращение Истинного Мага к вампирам непросто. Иным это не удаётся и за много столетий. Эйвилль была исключением, но расположение к ней не распространялось на её спутников.
– Она просит есть, – чуть настойчивее проговорил, вернее, прошептал-прошипел вампир. – Она отдала все силы, повелитель. Ты обещал…
Хедин не повёл и бровью.
Когда-то, давным-давно, в пору расцвета его Поколения, когда Замок Всех Древних высился в полной своей красе и величии, среди многих законов действовал и такой, что запрещал прямое убийство Истинным Магом смертного. Хороший закон, Хедин вспоминал о нём не раз и не два, уже сделавшись Новым Богом, жалея о его падении; однако запрет никогда не распространялся на уже умерших, на тех же вампиров; и нынешний Закон Равновесия, связывавший Новых Богов по рукам и ногам, этого не запрещал также.
Потомство Эйвилль, её выкормыши не утратили многих талантов из свойственного расе эльфов – вампир мгновенно ощутил закипающий гнев того, кто (отлично знал он) мог в единый миг обратить и его, и сотворившую его мать-Эйвилль в кучку невесомого пепла; причём для этого Хедину не потребовалось бы никакого оружия.
– Простите, повелитель… – давно уже мёртвый эльф, лишившийся, в отличие от Эйвилль, даже имени, послушно упал на оба колена, склонив лицо к самым сапогам Нового Бога. Обычным сапогам, какие носили, выходя в море, свободные ярлы Восточного Хьёрварда.
– Скажи Эйвилль – я сейчас буду, – не глядя на вампира, бросил Познавший Тьму.
Тот поспешил убраться, исчезло лёгкое гнилостное дуновение, что Хедин всегда ощущал в их присутствии.
Это тебе придётся сделать самому, Познавший Тьму. Когда-то давно ты без колебаний бы отправил под клыки столь полезной для тебя вампирессы любого, кто подвернётся под руку, а потом сам и убил бы, да так, чтобы тот уже никогда не вылез бы больше на белый свет. Эх, всё ушло, всё. Свобода, решительность, беспощадность. Равновесие, оно, опять оно, проклятое: сейчас Хедин как никогда хорошо понимал Ракота. Конечно, куда лучше обернуться мускулистым варваром (Познавший Тьму усмехнулся) и очертя голову броситься в бой, чем… чем вот так, как он.
Однако этот вампир прав в одном, одёрнул себя Хедин. Эйвилль действительно нуждается в помощи.
Познавший Тьму вошёл в шатёр. Вампирша лежала на его ложе, бледное, снежно-белое лицо среди вороха чёрных мехов – и откуда только натащили таких?
– Повелитель… – на самом пределе слуха, даже его, Нового Бога.
– Всё будет хорошо, Эйвилль. – Порой надо произносить именно такие, ритуальные и ничего не значащие фразы. – Ты измоталась. Отдохнёшь, и…
– Есть… – моляще шепнула вампирша. – Повелитель… не могу… ухожу… я… отдала больше, чем следовало… простите меня, повелитель, но… нужна кровь, иначе…
На лице Хедина ничего не отразилось.
– Разве я сказал, что ты не получишь потребного, Эйвилль? – мягко проговорил он, присаживаясь на край ложа. – Разве я заставлю тебя голодать? Особенно после того, как ты навела меня на след? И разве не обещал я тебе крови богов!
По лепному, безжизненному лицу пробежала судорога.
– Повелитель… не мучьте…
– Даже и не думаю, – покачал головой Познавший Тьму. – Я держу своё слово, Эйвилль. Ты нужна мне, гм, живой и здоровой.
Горькая усмешка на истончившихся и почерневших губах, из-под них тускло поблёскивают игольчато-острые клыки.
– Ты не ослышалась. Кровь богов. Вернее, одного бога. Но, надеюсь, ты простишь мне это, – и Хедин спокойно протянул Эйвилль свою собственную руку, тыльной стороной запястья вверх, где под загрубевшей кожей просматривались синие жилы.
Эйвилль вскрикнула, забилась, в ужасе зажимая ладонями рот и чуть не впиваясь клыками в собственную плоть.
– Повелитель!.. Как можно!.. Я… вы… меня спасли… я…
– Молчи, так ты теряешь силы ещё быстрее, – жёстко бросил Новый Бог. – Ну, давай, пока я не передумал и не послал тебе какого-нибудь быкоголового из пленных!
Из глаз вампирши покатились самые настоящие слёзы. Даже Хедин невольно поднял бровь – считалось, что это племя по природе своей неспособно плакать.
– П-повелитель… приказывайте, повелитель… я… слаба… не могу… отказаться…
Трясущийся подбородок коснулся твёрдо лежащей левой руки Познавшего. Хедин не пошевелился.
Сахарные клыки появились из-под раздвинувшихся губ, острия осторожно коснулись загорелой кожи, прокололи её, вонзились глубже…
Названный брат Ракота замер, неподвижностью могущий поспорить со статуей.
Щекоча, скатились первые капли крови, и Эйвилль жадно слизнула их тонким язычком. А в следующий миг с утробным стоном бросилась на так и не отдёрнувшуюся руку, вцепилась в неё крепче, чем утопающий в брошенный с корабля канат.
Хедин закрыл глаза, привычно коснулся вольнотекущей Силы. Океаны, необозримые пространства и великая мощь, какую не опишешь никакими словами – а ему подвластна лишь ничтожная толика. Правда, сейчас и этого хватит. Он знал – Эйвилль не сдержит себя. Она сейчас в экстазе, мало чем отличимом от смерти; и потому Познавший Тьму не удивился, ощутив болезненный укол – уже не в онемевшую руку, а прямо там, где сердце. Укол незримой иглой, означавший, что вампирша попыталась сделать из него себе подобного.