Тави покачала головой. Слабый ручеёк доступной ей Силы – против совершенно неведомого зачарованного оружия, пред которым оказалась бессильна сама Клара Хюммель, – а к ней Тави относилась с огромным пиететом, чуть ли не как к высшему существу. Казалось, для Клары вообще не существует ничего невозможного, однако же вот она лежит, хрипло и с трудом дыша, а на губах вскипает кровавая пена, словно у неё уже размолоты лёгкие.
– Сейчас… – пробормотала Тави. – Сейчас… потерпи, госпожа Клара, ну, пожалуйста, потерпи…
Тактильный контакт издревле считался Вольными одним из самых действенных. И сейчас Тави приказала себе представить, что вокруг нет этого непонятного и чужого мира, что она вновь дома, в сумрачном, но родном Мельине, что вокруг – строгие лица друзей-Вольных, наставников, спасителей, защитников… Она пришла к ним, принесла свой странный дар – и они помогли развить его, стать той, кем она стала.
Боль вливалась в её сознание, непереносимая горящая боль. Неотвратимо обходя заслоны, по жилам Клары Хюммель тёк неведомый яд; ещё пыталась вмешаться собственная магия вошебницы, наложенные ею самой на себя заклятья, однако отрава оказалась слишком уж сильна. Не ровня Кларе был тот, кто сотворил пламенный клинок, никак не ровня. Он знал, что делает.
Тави застыла с закрытыми глазами. Пальцы – по обе стороны раны. Бьётся, словно сердце, опухоль, расталкивает в разные стороны волны горячего яда; в уме девушка строила боевые порядки из формул исцеления. С куда большей охотой она прибегла бы сейчас к надёжной и привычной ритуальной магии, но все её припасы давно сгинули. Оставалось лишь обратиться к урокам Акциума, великого мага, что пожертвовал собой, спасая несчастный Мельин от нашествия козлоногих; как жаль, что ей, Тави, выпало так мало побыть его ученицей! Сегодня от неё было бы больше толку.
Формулы тем не менее выстраивались. Тави действительно многое почерпнула на уроках Акциума. Клара училась у Игнациуса и других авторитетных магов Долины; но, как теперь смутно догадывалась Тави, чародей Акциум принадлежал к гораздо более высокому рангу. Оставалось только гадать, к какому.
«Человеческое тело, – учил Тави в своё время Акциум, – и совершенно, и несовершенно в одно и то же время. Не прикрытая сталью или могущественным чародейством плоть крайне уязвима. Не нужно даже никаких мечей, простой камень, подобранный на дороге, способен отнять жизнь. Но в то же время человек и очень хорошо защищён. Он – часть великого потока магических сил, слепых и бездушных, пронзающих весь миропорядок. Ты можешь не преуспеть со своими собственными заклятьями. Но вот сделать так, чтобы вся эта катящаяся мощь оказалась бы у тебя на службе, – в этом задача Истинного мага».
И тогда Тави показалось, что слова об «Истинном маге» Акциум произнёс с какой-то непонятной тоской. Может, он сам и был им – непонятным, неведомым Тави «Истинным магом», перед которым ничто вся сила и гордость Долины?
Во всяком случае, учил он её действительно хорошо. Не формулы и заученные жесты, не слова и даже не мысли – чувства, естественные и непреходящие. Вот ключ к успеху.
И Тави постаралась представить пышащую жаром опухоль в плече Клары как камень, тупой, мёртвый камень, упавший в спокойный поток. Камень разбил и изорвал листья кувшинки, измочалил лепестки нежной водяной лилии, однако после этого всё, что он может, – лишь только утонуть. И даже пусть этот камень источает злую отраву, от которой умирают жуки-плавунцы, лягушки, тритоны и мелкая рыбёшка, – воды Великой Реки всё равно сильнее любой отравы, они унесут её далеко-далеко, растворят в себе – жизнь всё равно сильнее смерти, надо только уметь побеждать …
В висках стало тепло-тепло, волны этого тепла побежали вниз по щекам, по шее, перекинулись на плечи, влились в руки – и выплеснулись наконец из пальцев. Тави не знала, что это. Просто – тепло. Но вокруг ногтей вдруг задымился, закурился жемчужного цвета ореол, и Тави словно наяву ощутила – её руки раздвигают плоть раненой Клары, пальцы обхватывают опухоль (та кажется раскалённой, словно кусок железа из горна), тянут её на себя – и пульсирующий тёмно-алый шарик поднимается, за ним тянутся одна за другой, лопаясь, багряные нити; сквозь транс доносится истошный вопль Клары, и в следующий миг могучая рука Райны отбрасывает Тави в сторону, словно котёнка.
Оглушительная вспышка боли. Теперь уже не чужой, своей. Откат ударил в Тави крепостным тараном, сметая защитные барьеры и силу воли. Девушка опрокинулась навзничь – во всём мире не осталось ничего, кроме этой боли.
…Валькирия Райна ничего этого, само собой, не видела и не чувствовала. Одним глазом она следила за раненой кирией Кларой, вторым – за сражавшимися насмерть Сильвией и Кицумом. Тави казалось, что прошли уже часы её нескончаемого транса, хотя в реальности не минуло и тридцати секунд. Валькирия видела, как Тави внезапным и резким движением погрузила руку в тело Клары, выхватывая оттуда какой-то истекающий кровью содрогающийся комок, за которым тянулись нити сосудов. Клара забилась, задёргалась, каблуки скребли землю, вздымая облачка серого пепла. Лицо чародейки стало смертельно бледным, дыхание спустя миг пресеклось – Райне почудилось, что она уже чувствует отлетающий последний вздох, что Тави своим «лечением» убивает кирию – и тогда Райна сделала единственное, что могла: отшвырнула девчонку прочь.
Тави кубарем покатилась по земле, однако вырванную из раны опухоль так и не выпустила. Прокатилась и застыла в странной позе, среди сухого пепла; на фоне вздымающихся за ней стен зелёного пламени чернела поднятая рука, пальцы сомкнуты на кровоточащем комке, словно на величайшей драгоценности.
Райна рывком нагнулась к Кларе, однако щёки кирии уже розовели, дыхание выровнялось. Чародейка пребывала в глубоком обмороке. Валькирия подняла взгляд – Кицум и Сильвия каким-то образом расцепились, с фламберга и стальной петли уже не текло наземь зелёное пламя. Чёрный меч неторопливо чертил перед и над Сильвией каскад сложных фигур, восьмёрок, кругов, и так далее; Кицум держал петлю за концы обеими руками, точно верёвку. Ни Сильвия, ни клоун не пускали в ход магию. И ни один из них уже не замечал ничего вокруг – ни отгородившего их от мира изумрудного огня, ни неподвижной Клары, ни беспомощно упавшей Тави… Их словно поглотил какой-то совместный обряд, как будто не врагами они были вовсе, а союзниками, участниками тайной мистерии на пути постижения сокрытой истины.
И валькирия Райна, сражавшаяся в бесчисленных битвах задолго до того, как пращуры пращуров всех ныне живущих вступили в области Упорядоченного, поняла, что на самом деле видит небывалое: не Сильвия и Кицум сошлись на этом поле, не люди и даже не личности. Бились Силы: очень древняя и новая, молодая, жестокая. Молодая Сила, пришедшая в этот мир, подобна тому, как новая розоватая кожа покрывает собой заживающую рану. И тогда старой корке из запекшейся крови, под чьей защитой и вызревала эта новая кожа, – старой корке приходит время отпасть и обратиться во прах. И ничто в целом мире не способно остановить это, ибо всякое рождение есть в то же время и чья-то смерть.
Валькирии Райне казалось, что контуры двух фигур смазываются, расплываются, на фоне зелёных стен огня остаются лишь тёмные силуэты, словно в древних теневых театрах. И воительница, Дева Битв, чудом уцелевшая в страшной резне на Боргильдовом Поле, вдруг ощутила, что вновь, помимо собственной воли, вспоминает тот день, когда на приснопамятной равнине, на прoклятом рубеже вздымался густой туман – стояли морозы, и пролитая кровь исходила паром, словно спеша отдать сохраняемое в ней тепло жизни. И точно так же тогда на фоне волн зелёного пламени шли в наступление бесчисленные отряды врагов, а за ними смутно виднелись гигантские силуэты, нечёткие, размытые – и оттого ещё более пугающие.
Конечно, Сильвия и Кицум не могли иметь никакого отношения к Древним или Молодым Богам, чьи рати сошлись много эонов назад на Поле-Между-Мирами, на Боргильдовом Поле, когда рухнуло Пророчество Вёльвы и история изменила течение своё – Рагнаради так и не наступило, вернее, наступило совершенно не так, как толковали предсказания…