— Я колдунья, что ли? — спросила Эмер.
— Она — колдунья? — спросила королева.
— Нет, не колдунья, — ответил епископ и сразу потерял к Эмер интерес, вернувшись к окну.
— А ведь сэр Азо прав, — произнес лорд Саби, и в голосе его не было ни ноты удивления. — Рядом с вами, графиня, и я превратился в мягкосердечного старого болтуна, а ваша подруга леди Сесилия Леоффа — в женщину, готовую отстаивать права на своего мужчину. Признаюсь, меня крайне заинтересовало, с чего это она бросилась отбивать вашего жениха.
— Годрика?! — вскричала Эмер, резко садясь в постели.
— Речь не обо мне, глупышка, — сказал Годрик, но засиял, будто золотая монета на солнце.
— Леди Сесилия обольстила Ишема, — пояснил лорд Саби. — Это ведь он считался вашим женихом.
— Обольстила? — Эмер не сдержалась и хихикнула. — Да Сесилия, скорее, полетит, чем преступит правила этикета. Вы ошибаетесь, милорд, и ваш епископ тоже… ошибается. Хотя не скрою, было бы заманчиво обладать каким-нибудь колдовским даром. Например, — она задумчиво посмотрела на блюдо, на котором оставалось еще пара кусочков печенья, — превращать печенье в жареную курицу.
— Да будьте же серьезны! — вскинула руки в молитвенном жесте Ее Величество и отошла от кровати.
— Она всегда серьезна, — ответил ей епископ. — И глупа, как пустой медный кувшин. Один звон и ничего больше.
— Я ведь все слышу! — сказала Эмер стальным голосом.
— Не злись, — начал успокаивать ее Годрик. — Епископ никогда не ошибается…
— И я — глупа, по-твоему?!
Годрик понял, что сболтнул лишнее, и поспешил исправиться:
— Вовсе нет. Но если он говорит что у тебя дар — так оно и есть.
— Дадим графине время обдумать все и отдохнуть, — предложил лорд Саби. — Жареную курицу я ей не обещаю, но мои повара как раз готовят отменного ягненка с шалфеем и розмарином. Если вас это устроит…
— Устроит, — немедленно ответила Эмер. — И еще грушевого сидра, если он у вас имеется. И маринованных овощей. И свежего хлеба. И…
— Сэр Годрик, вам придется самому принести все своей милой супруге, — сказал лорд Саби. — Слуг в моем доме мало, а мне подобная ноша уже не по силам. И никто не станет вам мешать, пока графиня… насыщается.
— Ваши речи напоминают речи сводника, — ответила Эмер с сияющей улыбкой. — Вы уверены, что рядом со мной не проявилась эта ваша истинная сущность.
— Много звона и пустота внутри, — пробормотал Ларгель Азо, покидая комнату. Следом за ним вышли королева и Годрик, а лорда Саби Эмер ухватила за рукав квезота.
— Но зачем надо было убивать меня напоказ? Вы могли просто бросить меня в тюрьму, для отвода глаз.
— Мы считаем, что именно ваша смерть станет событием, которое заставит мятежников действовать.
— Почему это?
Лорд Саби не ответил, а лишь посмотрел на нее с улыбкой, от которой у Эмер зашевелились волосы на макушке, но от расспросов не отказалась:
— Вы боялись, что Тилвин убьет меня? Посредством красных глаз? Зачем вы научили его такому опасному колдовству?
— Это не колдовство, графиня, а дар. Дар яркого пламени.
— Ничего себе дар… Зачем же вы наделили Тилвина таким опасным… даром?
— Не наделил, а рукоположил, — поправил ее лорд Саби. — Им невозможно наделить. Он должен проявиться сам. Дар яркого пламени проявляется от сильной любви. Моя задача — увидеть эту самую любовь и направить в нужное русло, чтобы использовать во благо Эстландии.
— Мне не нравится слово «использовать», даже ради благих целей, — быстро ответила Эмер.
— Каждому свое. Вы и милорд Фламбар не созданы для интриг. И в этой войне вы больше нам мешали, чем помогали, но я надеюсь, последний бой мы проведем вместе. И выиграем. Я вижу, что вы не хотите участвовать в этой войне. Вы идете на это ради Фламбара. Какая любовь. Будь вы мужчиной, я рукоположил бы вас.
— Нет, благодарю! — Эмер испуганно замотала головой. — Не желаю участвовать в ваших делах! И Годрика вовсе не люблю. Что за ерунду вы говорите? Да, он приятен и не лишен привлекательности, но не более. Оставьте сказки про любовь придворным дамам.
— Фальшь в каждом слове, — сказал лорд Саби. — Дайте-ка угадаю. Фламбар не говорил вам о своей любви, верно? Но есть люди, которые скорее откусят себе язык, чем признаются в любви.
— Разве это так постыдно? — тихо спросила Эмер.
— Есть люди, которые считают любовь непозволительной слабостью. И не верят в ее великую силу так, как верите вы, графиня. Королева рассказывала мне, как вы признались в чувствах мужу. Чтобы пойти на подобное, нужна безоговорочная, почти фанатичная вера.
— Да, такие вот мы, женщины, — пробормотала Эмер, чувствуя, что сейчас разревется. — Глупые, как сковородки…
Она наклонила голову, чтобы советник не заметил слез. Но Лорд Саби догадался обо всем.
— Однажды он поймет и оценит.
Эмер шмыгнула носом и поспешно утерла глаза.
— Знать бы еще — когда, — сердито проворчала она, досадуя, что выказала слабость перед посторонним.
— Возможно, когда столкнется с опасностью потерять вас. Навсегда, — сказал лорд Саби. — И тогда его будет вести любовь, а не долг.
Эмер подозрительно посмотрела на него, пытаясь угадать, был ли в словах потаенный смысл.
— А Тилвина, значит, вела любовь? — спросила она, помолчав.
— Я рукоположил сэра Тюдду после того, как вы стали женой Фламбара и уехали в Дарем. Неожиданный всплеск дара удивил и меня.
— Все равно это не извиняет его предательства, подлостей и жестокости, — упрямо покачала головой Эмер. — Говорите хоть сто раз, но Тилвин Тюдда заслуживает смерти.
— Вы удивитесь, что люди, порой, совершают из-за любви, — сказал на прощание лорд Саби. — Одни — великие подвиги, другие — великие преступления. А теперь отдыхайте, нам предстоит несколько тяжелых дней.
Он был уже возле двери, когда вдруг вспомнил кое-что и оглянулся.
— Хотел еще вам сказать, графиня. Я следил за ними обоими — за Тюддой и за Фламбаром, когда вас казнили. Фламбар побледнел.
— Что из этого? — спросила Эмер напрямик.
— Можно изобразить страх, можно сыграть безразличие. Но нельзя побледнеть по заказу. Вот об этом и поразмышляйте, милая графиня, когда будете решать, кто вас больше любит — тот или другой.
Глава 33 (самое окончание)
Когда Годрик вернулся, нагруженный чашками и плошками, Эмер встретила его почти враждебно.
— Ты играл со мной, — сказала она. — Даже в минуту опасности, когда я думала, что ты искренен, что нас связывают, поистине, небесные узы… Все было обманом и игрой.
— Прости меня, — сказал Годрик с сожалением, расставляя на столе посуду с ловкостью, достойной расторопной служанки.
— То же самое я слышала раньше. Я прощаю, а ты снова лжешь.
— Не лгу.
— Для меня скрывать правду и лгать — это одно и то же.
Он сел на кровать и притянул Эмер к себе:
— Но и ты скрывала правду, что шпион Саби.
— А вот об этом напоминать низко! — возмутилась она, пытаясь вырваться, но сопротивлялась только для вида.
— Я не упрекаю. Но и ты не упрекай. Я молчал, потому что заговоры и война с мятежниками — это не для женщин.
— Конечно, они — только для мужчин! А женщине полагается сидеть у прялки и притворяться дурой, делая вид, что вокруг ничего не происходит! Кстати, твою жену сегодня как только не оскорбил этот мерзкий епископ, а ты даже не пискнул против! Мог бы и заступиться.
— Ты же не восприняла его слова всерьез? — Годрик придвинул к Эмер чашку с дымящимся рагу.
— Не думай, будто я замолчу, если буду есть!
— Что ты, и не надеюсь на такое счастье, — засмеялся он.
Покончив с едой, они не промедлили заняться и кое-чем не менее приятным, причем Годрик показал своей супруге такое искусство в нежной науке, что подвергся пристрастному допросу: где и при каких обстоятельствах подобные знания были получены, а главное — с кем.
Потом они долго валялись на широкой кровати в доме тайного лорда и строили планы на будущее. Вернее, строил Годрик, а Эмер слушала. В любое другое время Годрика насторожило бы ее молчание, но сейчас он был полон азарта перед предстоящей битвой, предчувствовал победу и был… бессовестно доволен.