Несколько позорных минут она покорно следовала за ним в танце и даже начала испытывать благодарность за то, что он незаметно для других подсказывал ей куда идти и где становиться. Когда ритуал учтивости был исполнен, новобрачный проводил новобрачную к креслу. Там всё ещё стоял лорд Бритмар, королевский брат.
— Вам досталось настоящее сокровище, милорд Годрик, — сказал он приветливо.
Эмер изобразила подходящую случаю благодарную улыбку, в предвкушении, как ответит на любезность её муж. Ожидался первый супружеский комплимент, и ей заранее было приятно его услышать, как бы неискренне он ни прозвучал.
— Вы правы, Ваше Высочество, — сказал Годрик, — оружейные мастерские — самое великое сокровище для меня. Я оправдаю доверие Её Величества и буду трудиться на благо страны и короны.
Лорд Бритмар кашлянул в кулак, скрывая усмешку, а Эмер мигом вскипела:
— Он говорил обо мне, болван!
Она тут же пожалела об опрометчивых словах. Тем более, что Годрик ничуть не смутился, а вежливо спросил:
— Неужели? А я и не догадался, что милорд герцог так высоко оценил мою жену.
— Вижу, вам не терпится насладиться обществом друг друга, — заметил лорд Бритмар, подмигивая Эмер, — оставляю вас, счастливые молодожены, желаю любви и всех благ.
Счастливые молодожены проводили его мрачным молчанием. Только сейчас Эмер заметила, что Сесилии не было поблизости. Оглядев танцующих, она увидела подругу в паре с усатым и бородатым милордом средних лет. Рядом с ним девушка казалась особенно маленькой и хрупкой. Эмер покривилась: не такого мужа заслуживает Сесилия.
— Изволь не кривляться, пока находишься на пиру, — вполголоса заметил Годрик, тоже глядя на танцующих. — Когда морщишь нос, ты похожа на кролика.
— А ты похож на хвастливого петуха, только перьев не хватает, — не осталась в долгу Эмер.
— Тебе, деревенщине, виднее, — промолвил Годрик с полупоклоном, — я не разбираюсь ни в петухах, ни в курицах.
Эмер почувствовала необходимость сказать какую-нибудь особенно гадкую гадость, но на ум решительно ничего не шло.
— В кроликах же разбираешься, — прошипела она.
— Я на них охочусь. А потом жарю.
Невинная на первый слух фраза мгновенно вывела Эмер из себя. Она уставилась на мужа, но лицо того было невозмутимым. Руки сделали всё быстрее, чем осмыслил разум. Схватив со стола двузубую вилку, Эмер ткнула Годрика в ляжку. Удар был прицельный, движение — неуловимым, и никто из гостей не понял, почему благородный рыцарь шарахнулся от молодой жены, как демон от яркого пламени. Надо отдать должное — Годрик даже не пикнул, приняв удар, но зато налетел на Сесилию, которая как раз возвращалась в сопровождении бородатого кавалера. Годрик не позволил девушке упасть, обхватив за талию, а Сесилия схватила его котту на груди. Несколько мгновений они пытались сохранить равновесие, находясь в близости, которую легко можно было посчитать чрезмерной. И это очень не понравилось бородатому кавалеру.
— Как вы неуклюжи, Фламбар! — почти прорычал он, спеша подать Сесилии руку, чтобы избавить от такого искусительного соседства. — У вас молодая жена — с ней и обнимайтесь!
— Приношу извинения, — сказал Годрик, — милорд, миледи…
Больше всего ему хотелось почесать ляжку, но это невозможно сделать, когда все взгляды устремлены в твою сторону.
Свою лепту внесла и новобрачная, наблюдавшая за разыгравшейся сценой с откровенным удовольствием:
— И я прошу прощения за своего мужа. Что поделать? Когда он выпьет лишнего — становится сущим медведем. Сядь, Годрик. Не позорь меня перед Её Величеством.
Взгляд, которым муж наградил её, не сулил ничего хорошего, но Эмер только просияла улыбкой.
— Садись рядом, я же не кусаюсь, — сказала она, поигрывая вилкой.
— Вспомнил об одном важном деле, — ответил Годрик и ретировался.
Эмер бросила на стол вилку и откинулась на спинку кресла.
— Что между вами произошло? — спросила Сесилия, ещё не отдышавшись. Ее кавалер тоже ушел, получив разрешение на следующий танец. — Почему он сбежал?
— Ничего я не сделала, — Эмер подобрала с оловянной мисочки крошки хлеба, оставшиеся от постного сухаря, и отправила в рот. — Пырнула его вилкой, только и всего.
— Вилкой?! — Сесилия в ужасе прижала ладонь к сердцу. — Ты шутишь, надеюсь?
— Ничуть. Он предложил тихонько сбежать, чтобы исполнить супружеский долг, я напомнила про пост. Он проявил настойчивость, я проявила твердость. Не то чтобы он мне не нравился, но королева ведь сказал — пост. Слово королевы — закон, — и Эмер даже печально вздохнула, показывая, насколько тяжело ей быть верноподданной.
— Не верю ушам своим, — промолвила Сесилия. — Ты оказалась способной на это?
— Проявить стойкость? — немедленно подхватила Эмер. — И это стоило мне огромных душевных сил. Годрик ведь такой привлекательный мужчина. Ты сама покраснела, как петушиный гребень, когда он обнял тебя. Признайся, когда он обнимает, в теле образовывается такая приятная слабость, и хочется сказать: «Забори меня!»
— Ты ужасна! — Сесилия покраснела до ушей. — Я вовсе не об этом, — она даже оглянулась — не слышит ли кто крамольных речей подруги.
— Можешь не скрывать от меня правду, — отмахнулась Эмер. — Объятия Годрика — не то, что объятия Ишема. Ты же тоже предпочла строить глазки тому бородачу, а не утирать слезы моему отвергнутому жениху.
— Ты уверена, что он плачет? — спросила Сесилия со злостью, которой Эмер не заметила.
— Конечно. А что ему еще остается делать? Даже моя матушка не сочла его достойным её престарелой персоны.
— Ты жестока…
Вот-вот музыканты готовились заиграть новый танец, и бородатый рыцарь, которому Сесилия обещалась, начал прохаживаться перед столом, поглядывая в её сторону с молодцеватой бравадой. Эмер не преминула отметить и это:
— Слушай, зачем тебе старик? Он такой же противный, как Ранулф. С него скоро труха будет сыпаться. Теперь я стану хозяйкой в собственном замке, в моем подчинении будут благородные рыцари, ты поедешь со мной, в Дарем, и там найдём тебе подходящего мужа. К горгульям всех Ранулфов и стариков… Сесилия? Что случилось?
Сесилия вдруг закрыла лицо руками, и из-под пальцев потекли слезы, скатываясь по подбородку, и пятная светло-серое шёлковое платье
— Ты плачешь? Это из-за меня? Из-за того, что я вышла замуж за первого встречного? Но я же говорю, что лорд Ранулф мне вовсе не нравится, не надо переживать.
— Я не за тебя переживаю! — Сесилия вскочила. — Ненавижу тебя! Никогда не прощу! — и бросилась вон, расталкивая придворных очень неделикатным образом.
Ее крика никто не услышал — музыканты заиграли бравурный танец, и пары спешили занять свои места. Только двое или трое недоумённо оглянулись вслед пигалице, умчавшейся с королевского пиршества раньше срока.
Эмер тоже озадаченно проводила Сесилию взглядом, но догонять не стала. Иногда надо остаться одному, это она точно знала. Хотя, с чего это подруга так разволновалась?
Сесилия тем временем бежала по коридорам замка, ничего не видя от слёз, застивших глаза. Дорогу до каменных горгулий она помнила, как дорогу от спальни до каминного зала в родном доме.
Лорд Ранулф был здесь. Стоял, прислонившись к статуе, и вертел в пальцах цветок фиалки. В саду гуляли придворные, но Сесилии не было до них никакого дела, и она бросилась к Ранулфу, разражаясь рыданиями:
— Это так жестоко! Так жестоко! Никогда не прощу Её Величество!.. И Эмер не прощу!..
Ноги её подкосились, и Ранулф подхватил девушку, чтобы не дать упасть. Ничуть не стесняясь сторонних взглядов, Сесилия спрятала лицо на его груди, а он гладил девушку по голове.
— Что же вы так плачете, леди Леоффа? — спросил он. — Разве случилось что-то страшное?
— Такое оскорбление… — его котта промокла от слёз, но Сесилия всё никак не могла успокоиться. — Никогда, никогда не прощу…