— Не говорите ничего подобного, — Ранулф заставил девушку оторваться от него и ладонью вытер её мокрые щеки. — Я должен на коленях благодарить Её Величество за доброту.
— Б-благодарить?..
— Вы окажете мне честь, леди Леоффа?
— Не понимаю… — Сесилия смотрела на него, смаргивая слезы с ресниц.
— Вы станете моей женой?
Наблюдавшая эту сцену леди Ренна изо всех сил прислушивалась, но не смогла расслышать ни слова. Зато прекрасно разглядела, как леди Леоффа (эта пигалица, у которой ни гроша за душой) повисла на шее у бывшего жениха леди Роренброк (той долговязой, которая стала графиней) и принялась целовать так бесстыдно, что даже леди Ренна возмущенно отвернулась.
— Этот замок становится рассадником разврата, — пробормотала она, удаляясь. — Куда только смотрит Его Преосвященство?
Глава 7
Молодым предстояло провести в пути целый день.
Их проводили к карете, под бренчание лютни спели старинную свадебную песню, выпустили двух белоснежных голубей и преподнесли новобрачной ещё один королевский подарок — сетку для волос, сплетенную из золотых нитей, украшенных жемчугом. Эмер догадалась, кого нужно было благодарить за подобный подарок — брат короля подмигнул ей, когда она подняла голову он шкатулки, выложенной внутри чёрным бархатом. Леди Дерборгиль утирала невидимые слёзы, Сесилия не появилась, чему Эмер была неприятно удивлена. Айфа пришла последней и умудрилась незаметно сунуть под сиденье новобрачной корзину с провизией.
— А то отощаешь, постница, — шепнула она сестре на ухо, когда обнимала на прощанье. — Мы приедем с матушкой к свадьбе. Хочу видеть тебя такой же крепкой и краснощёкой.
Годрик учтиво подал руку молодой жене, помогая подняться по лесенке, но на этом вежливость и кончилась.
Едва лошади тронулись, он отбросил притворную любезность и отодвинулся от жены к окну. Эмер поступила так же. Но смотреть в окно было скучно, а вот бросать косые взгляды в сторону мужа — гораздо интереснее. Она украдкой рассматривала его гордый профиль и говорила себе, что всенепременно заставит Годрика сбрить бородку, которая добавляет ему пять лет свыше истинного возраста. Придаваться размышлениям было не её любимым занятием, поэтому она не выдержала и первая начала разговор.
— Как нога? — она постаралась говорить душевно. Было бы хорошо, помирись они до Дарема.
— Удивлён, что тебя это беспокоит, — тут же отозвался Годрик, но в его голосе душевности не было ни на каплю.
— Я всего лишь спросила…
— А я ответил.
Эмер отвернулась, припоминая все ругательства, которые когда-либо слышала. Было бы хорошо помириться до Дарема. И было бы хорошо, не будь Годрик таким упрямым болваном.
Карету мерно потряхивало на дорожных ухабах. Дорога была старинная, вымощенная плоскими камнями величиной с мужскую ладонь, поставленными на ребро. Эмер вытащила из-под сидения корзину, переданную Айфой, и извлекла из тряпицы половину свадебного пирога, который не удалось ещё попробовать. Она тут же отломила порядочный кусок. Пирог был с тонкой хрустящей корочкой, остывший, но не утративший вкуса и запаха. Начинен он был рубленной спаржей и яйцом, и щедро приправлен душистыми травами. Эмер надкусила и блаженно зажмурилась.
— Вообще-то, у тебя пост, — заметил Годрик.
— Вообще-то, пирог не с мясом, а со спаржей.
Годрик фыркнул, но молчание было нарушено, и он продолжил:
— Мы неправильно повели себя вчера. Нам не надо было ссориться, потому что мы не виноваты в том, что произошло, во всём виновата тётя…
«Да неужели? — подумала Эмер, приподняв занавеску и разглядывая окрестности. — Наверное, именно тётя заставила тебя лапать меня под лестницей».
— Нам надо стать союзниками. Я отказываюсь участвовать в этом фарсе, — сказал Годрик. — Брак должен заключаться по обоюдному согласию. Я против браков по принуждению. А ты?
Эмер, только что откусившая от пирога, вопросительно приподняла брови.
— Ты — тоже против? — призвал её к ответу Годрик.
Прожевав кусок, Эмер аккуратно вытерла губы платочком и с готовностью поддакнула:
— Конечно, муж мой.
Годрик так и подпрыгнул:
— Что ты сказала?!
— Плохо слышишь? — вежливо спросила Эмер.
Несколько секунд молодой супруг размышлял, поджав губы и поглядывая на молодую супругу с подозрением, не зная, как расценивать её слова — как издевку или как глупость.
— У меня есть невеста, — сказал он. — И она не чета тебе, деревенщине-переростку.
— Была невеста, — спокойно поправила его Эмер. — И у меня был жених. А если продолжишь и дальше меня оскорблять, расквашу тебе нос, — она подумала и добавила: — Возможно, что и сломаю. Смотря, какое будет оскорбление. Либо расквашу, либо сломаю, — и довольная собой, она откусила ещё кусок.
Годрик потерял дар речи, уставившись на благородную девицу, из уст которой вылетели такие слова.
— Яркое пламя! — изумился он. — Мне в жёны досталась кровожадная тролльчиха!
Кулак Эмер выстрелил ему в лицо быстрее, чем он успел увернуться, и супруг повалился на подушки, не успев даже вскрикнуть. Впрочем, он тут же поднялся и дал волю гневу:
— Выпороть бы тебя! — возмущался он. — Твоё счастье, что я не бью женщин!
— Да, от этого только ты в проигрыше, — согласилась Эмер. — Ведь если хоть пальцем меня коснёшься, я пожалуюсь Её Величеству. Что же королева тогда сделает? — она картинно возвела глаза. — Ах, наверное, решит, что ты слишком молод, чтобы стать мастером оружейного дела. И придётся твоей уважаемой матушке снова взвалить на свои хрупкие плечи заботу о кузницах… — и она даже покачала головой и поцокала языком с притворным сожалением.
Угроза возымела результат. Годрик вытер ладонью кровь, сочащуюся из разбитого носа, и выразил возмущение тем, что тихо выругался сквозь зубы.
— Давай помогу, муженёк, — предложила Эмер, доставая платочек.
Взгляд Годрика не предвещал прощения или добрых чувств, но помочь он позволил. Эмер с удовольствием вытерла его красивое лицо, и делала это гораздо дольше, чем требовалось. В конце концов Годрик оттолкнул её руку, но оскорбления на этом закончились.
Некоторое время они ехали в молчании, только Эмер жевала пирог со спаржей и мурлыкала под нос песенку.
— Я против, чтобы ты вела себя подобным образом, — сказал вдруг Годрик.
— Сама не хочу, — вздохнула Эмер, — но что поделать, если только так ты становишься кротким, словно недельный ягнёнок, — и она принялась жевать с особенным старанием.
Годрик выхватил у нее кусок пирога и в мгновение ока вышвырнул его в окно кареты.
— Пост — это пост, — заявил он безоговорочно. — Или желаешь пожаловаться королеве?
Эмер попыталась взглядом выразить, что она о нём думает, но он только хмыкнул и уставился в окно.
Доставать еду при нём она больше не решилась, опасаясь, что и остальные припасы постигнет участь быть выброшенными за окно.
В Дарем они приехали мрачном молчании, к вечеру, когда солнце наполовину скрылось за горизонт.
Карета подпрыгнула, въезжая с дороги на мостки, а копыта лошадей гулко застучали по дереву, а не по камням, Эмер позабыла обиды и высунулась в окно, чтобы посмотреть на Дарем — второй по величине замок Эстландии.
Увиденное повергло её в восторг и благоговейный ужас, и она завопила, за что была немедленно обругана мужем.
— Но как можно молчать?! — крикнула она, ничуть не смущаясь. — Ведь он… он — великолепен!
Годрик не ответил, но по лицу было видно, что он доволен похвалой родовому гнезду.
Замок стоял на берегу реки, неприступный, как крепость. Зубчатые стены с бойницами охраняли две башни собора, о котором упоминала Сесилия. Даже королевский замок Дракона не выглядел столь внушительно и гармонично. Бурые стены цветом напоминали отроги, ведущие к реке, а зеленые крыши были одного оттенка с зеленью ив, растущих у самой воды.
Ворота замка были гостеприимно распахнуты, и жёлто-красные штандарты реяли над входом, ожидая прибытия молодой пары.