рь. Мне вдруг стало очень стыдно. Подслушивать же очень нехорошо. Надеюсь, ребята не сильно обидятся, если узнают. А все-таки было интересно понять, что они там делают. Я постараюсь расспросить их, как только будет время. Мой взгляд упал на солнечную погоду на улице. Окно было открыто, поэтому я видела слышала и чувствовала середину лета. Жаль, никто не может полностью насладиться этим прекрасным временем года. - Джесси, - раздался очень тихий голос, - можно с тобой поговорить? Я уже успела забыть про то, что здесь живет Сиерра. Было бы забавно, наверное, если бы она сейчас всадила мне в спину нож. В своих мыслях я иронизирую не просто так, я все еще не могла простить ей ту потасовку. Я неопределенно пожала плечами, не отворачиваясь от окна. Что же она мне хотела такого важного сказать? Думаю, она не сможет внятно объяснить сложившуюся ситуацию. - Если хочешь зарезать меня, то сейчас самое время, - язвительно ответила я, - я как раз здесь одна. Женщина грустно вздохнула, подойдя ближе, устроилась рядом, выглядывая на улицу. Я видела, что ей было сложно начать разговор. Может, Сири думала, как лучше начать. Что ж, не буду ее перебивать, мне самой интересно, что же она мне расскажет. - Я... Я думаю, у тебя найдутся какие-то личные вопросы, - после молчания наконец произнесла Сиерра, - ну, а я найду на них ответы. Я тихо усмехнулась. Теперь-то она наконец хочет поговорить, а не махать ножом перед лицом. Ладно, у меня действительно была парочка вопросов, ответы на которые могла дать только Сири. Надеюсь, она не будет мне врать или что-то скрывать. Хватит с меня и тех тайн, которые мне обещали поведать. - Почему ты бросила нас? - наконец спросила я, - Какую цель преследовала? - Вам было опасно оставаться там, где мы жили, - осторожно ответила женщина, - это были меры предосторожности. - И что же такого было «опасного», что пришлось оставить пятилетних детей выживать в одиночку, - медленно произнесла я, стараясь не впасть в истерику. - Ваш отец... - начала Сири, - Он ужасный человек. вам просто нельзя было с ним оставаться, поэтому мне пришлось забрать вас. Слова женщины больно кольнули сердце. Я же даже не знаю, кем был мой отец. Жив ли он до сих пор? В памяти всплыли какие-то мутные обрывки из детства. Вспомнилась какая-то яркая комната. В ней был человек. Он был синеглазым и черноволосым. Лицо покрывала густая щетина. Тогда он казался очень высоким. Вдруг мне вспомнился его голос. И одна фраза, которая мне хорошо запомнилась «Хей, Джей-Джей, верни мне очки, я же ничего не вижу». Дальше воспоминание обрывалось. Отдала я своему отцу очки или нет, я не знала. Почему же он был плохим? Что он такого сделал, что пришлось разрушить семью? К горлу подкатил неприятный комок слез, который я пыталась проглотить. Я закрыла лицо руками, еле сдерживаясь, чтобы не разрыдаться. Сиерра поняла, что я уже не в состоянии говорить дальше, поэтому, заметьте, молча отошла в сторону. В коридоре я услышала удаляющиеся шаги. Теперь я осталась одна, но мне это не помогло. Слезы уже текли по щекам, скатываясь на подоконник, разбивались. Как же так получилось, что ничего нельзя объяснить по-нормальному? Почему приходится постоянно гадать и ждать чего-то? Зачем доводить до такого? За окном разворачивалась очень интересная картина. На лужайке стояла огромная черная металлическая конструкция с яркими оранжевыми полосами. Конструкция представляла собой прямоугольную вершину, от которой отходили четыре балки с лопастями на концах. Рядом с ней бегал брюнет с карими глазами. Несколько дней назад он представился Андреем. Меня до сих пор передергивает, когда слышу это имя. Уж больно оно похоже на имечко моего заклятого врага. Брюнет назвал свою конструкцию квадрокоптером. Опять же, непонятное мне слово, к которому я не могла провести аналогию. Рядом бродила Харпер и наблюдала за манипуляциями Андрея. Мужчина что-то подкручивал. Иногда дергал за странные рычажки, которые имели сверху плоскую верхушку, нажимал на цветные кнопки с рисунками геометрических фигур (это типо джойстик, ок?). Квадрокоптер реагировал на действия рычанием и помахиванием лопастями. В отдалении воители тренировались парами, сняв перчатки. У них было принято устраивать тренировочные бои без применения когтей, чтобы случайно не поранить своего соплеменника. По земле, сцепившись, катались Львиносвет и Джесси, осыпая друг друга ударами. Ежевичная Звезда показывал оруженосцам, как уворачиваться от противника, который больше тебя. Все эти приемы, которыми пользовались воители, были мне немного знакомы, только чуть изменены. Все равно со стороны было интересно наблюдать, как другие устраивали тренировочные бои. Сверху свистели стрелы, втыкаясь в мишени, расставленные по полю. Лучники вовсю развлекаются. Лукас говорил, что люди, которые вошли в его Отряд стреляют из очень странных луков. Они были намного длиннее и имели снимающиеся плечи. Женя вообще стреляла из лука, странной формы, на концах которых находились кольца, через которые проходила тетива. Стреляли новоприбывшие очень хорошо, даже могли соперничать по меткости с подопечными самого Лукаса. Откуда-то доносился жуткий рев, словно рычала Иссушающая Буря. На самом деле это развлекалась Ирина, срезая в лесу ветки бензопилой. Некоторые ребята с Ветки до сих пор шарахаются в стороны, когда увидят женщину. Иногда мимо окна, в которое я смотрела, пролетали маленькие дроны другого Андрея, который сейчас упражнялся концентрировать внимание на полете своих изобретений. Отовсюду слышался веселый смех ребят, которые дружески избивали друг друга. Вот нравится же им драться. Пару дней назад они чуть не разнесли Храм, догоняя друг друга. Все это так выглядело безмятежно и радостно. На какое-то мгновение можно было даже забыть, для чего все это совершается. К сожалению, реальность сурова. Нужно готовиться к предстоящей битве. Жаль, что многие могут просто не выйти из нее. Мысль об этом тяжким грузом опустилась на плечи, заставляя пригибаться. Но нужно было бороться со всем этим. Хорошо бы это все поскорее закончилось. Может, тогда я смогу узнать ответы на многие вопросы. которые мучают меня уже столько дней. Хотелось бы уже наконец отдохнуть от всех волнений, предаться обычной размеренной жизни, не боясь, что тебя могут убить.