Я стянула шапку, потому что стало жарко.
— Тогда сама попробую дозвониться, — улыбнулась я ей, вопрошая Мир, зачем мне препятствие.
Из дверей, ведущих в холл, вышел бородатый хмырь с красным носом и в расстёгнутой дутой куртке. Рядом с ним ещё двое. Хмырь с видом императора прошёл к выходу, а его долговязый спутник в очках от солнца, мотоциклетной куртке с мехом и в шапке-ушанке вдруг обернулся и воскликнул:
— Оу, Рита?!
— Влад! — обрадовалась я.
Это был наш общий с Никитой знакомый со времён зелёного абитуриентства, Влад Стеблух. Он работал на той же студии, отвечал неизвестно за что, за то же получал большие деньги с большим пафосом, быстро спускал их, всегда говорил о звёздах, гонорарах и смешно пел на английском голосом Дональда Дака, когда напивался до уровня морской свинки. Безвредный, для большинства бесполезный, если не считать продвинутость в Инстраграме и ценные советы. Зато над песнями очень весело можно поржать.
— Хэй, сис, ты как тут? — соизволил подойти Стеблух.
— Ник забыл пропуск выписать, — вздохнула я. — А мне позарез надо к нему попасть.
И тут Мир проявил себя неожиданно.
— Бери мой. Оставишь потом на ресепшене Лидочке, — он одарил голливудской улыбкой меня и модерн-консьержку — каждой по порции гламура и блеска искусственных зубов.
Девушка робко возразила:
— Так ведь не положено.
— Привыкайте, Лидочка, к нам, богатым, — сказал Стеблух и доверительно признался: — Мы те ещё наглые сволочи. Но Рита, она своя. Она с нами. Запомните это лицо!
Стеблух сунул мне в руки пластиковый ключ, проявив чудеса неслыханной доселе щедрости.
— Держи!
— Спасибо! — подмигнула ему я.
— С тебя блог. То есть пост. Тьфу, лучше выпьем на досуге, есть что рассказать тебе, телезвезда!
Я покраснела, вспомнив о позорном ток-шоу, а он небрежно бросил:
— Никитос на последнем этаже, от лифта прямо по коридору, потом налево. Третья дверь, кажется. Не заблудишься, остальное заперто. Там они ещё не всё достроили.
— Окей.
Минуту спустя потрясающий лифт нёс меня наверх плавно, как цыплёнка в ладошке. Я расстегнула дублёнку и оттянула шарф. Всё было хорошо, только жарко.
Отделка коридора в этой части здания была завершена, стояли скамеечки на бордовых ножках, с бежевыми мягкими сиденьями, а вот вдалеке, в самом конце ещё видны были недоделки. И свет не горел.
Я свернула налево, как сказал Стеблух, и тоже оказалась в серой полутьме. Странно, что они снимают здесь… Хотя, может, важен сам процесс? Ведь наверняка съёмки застройщик заказывал. Возможно, хотел запечатлеть крутость кирпичной кладки и инженерных приспособлений?
Я отсчитала третью дверь, толкнула её и вошла. В бетонной коробке с пятиметровыми потолками никого не было. В смысле ни намёка на съёмки, осветительную аппаратуру, суету и студийный народ.
У огромного панорамного окна, идущего от самого пола почти до потолка стоял спиной ко мне мужчина в пиджаке и джинсах. Он смотрел на Москву. Мне бросились в глаза рыжие стильные латки на локтях и такого же цвета ботинки. С синим хорошо смотрелось.
— Извините, а съёмки не здесь проходят? Я, наверное, ошиблась? — спросила я широкоплечую спину и русый затылок.
Мужчина обернулся. И я забыла, куда пришла и зачем, подумалось только о носках разного цвета с нерелевантным рисунком, а бёдра непроизвольно сжались.
Это был Иван Красницкий.
Глава 10
Я промариновал Боброва до вечера. Когда проходил мимо него по приёмной, делал вид, что не вижу, но отмечал: красный, зелёный, побледнел, покрылся багровыми пятнами… Просто не метросексуал с наметившимся пивным брюшком, а времена года в одном лице. Ничего, пусть сидит, думает. Даже пингвин способен высидеть яйца. Или отсидеть…
Когда за окном потемнело, и снова стал кружить в свете фонарей белый снег, я нажал на кнопку внутренней связи и уточнил у Регины:
— Бобров сидит?
— Сидит. Работать мешает, Иван Аркадьевич. Можно я его отправлю уже?
— Нет, неси мне кофе. Потом зови на ковёр.
— Хорошо.
Проштрафившийся медиа-консультант вполз и застыл, утробно сопя. Я глянул на него краем глаза, бросил небрежно:
— С чем пожаловал?
— Иван Аркадьевич, — промямлил Бобров. — За что вы меня… уволили? Ведь я выполнил ваше задание! Образ получился максимально положительным! И потом детали, если они были неудовлетворительными, то вы должны знать, понимать… Это же телевизионщики сами монтировали! У меня нет на них власти, это их царство… Я только посредник, Иван Аркадьевич.