Я понаблюдал немного и, обойдя двоих киношников, направился в противоположное крыло, где размещались ещё не проданные студии. Зашёл в пустое, полностью готовое к продаже помещение ценой почти в миллион долларов. Скоро эти студии уйдут с молотка, и тут всё изменится согласно вкусу и прихоти новых хозяев.
Я коснулся каменной кладки, почувствовал монолитную надёжность стен. Пока они мои. Масло. Было что-то настоящее, кайфовое в не облицованных стенах. В красных и синих трубах, ползущих по полу к встроенным радиаторам, в стекле до потолка. Простота. Отсутствие обмана.
Я всегда чувствую привкус гордости от того, что причастен к созданию этой простоты, без патоки, без фальши. Как кипяток из чайника, даже без заварки. Хлебнёшь такой с мороза, и хорошо.
Что бы ни было потом сверху: обои, штукатурка обычная или венецианская, панели, паркет, мрамор, в основе всегда останутся эти простые стены. И немного меня.
Я стоял и почти ни о чём не думал, застыв в благой тишине, как в медитации. И вдруг за спиной из пустоты материализовался женский голос, ужасно знакомый:
— Подскажите, я не туда попала или съёмки всё-таки здесь проходят?
Я обернулся. В светлом квадрате входного проёма стояла розовощёкая с морозца, как гимназистка в старом романсе, яркая, синеглазая, с красным длинным шарфом, запутавшимся концами в прядях прямых блестящих волос, и приоткрытыми от удивления, свежими, чуть припухшими, как две половинки сливы, губами. Шапка в руках, расстёгнутая дублёнка, словно она забежала с прогулки к подружке домой, а не нарушила границы частной собственности. Я даже растерялся на мгновение, так она была красива. А ещё потому, что она нарушила. Никто не пустил бы сюда с улицы её, блоггершу Риту Мостер! Однако наглость. И зачем? Чтобы застать меня врасплох? Хм…
Я мгновенно собрался, глянул на телефон в её руке и не удержался от сарказма:
— О, это вы, госпожа Мостер! Что, снова гонитесь за популярностью?
Её изумительные глаза расширились и загорелись синим огнём, а я улыбнулся:
— Да идите сюда, не бойтесь. Я не кусаюсь. И за селфи с собой денег не беру.
Я был уверен, что она сейчас развернётся и рванёт от меня, как чёрт от ладана. По крайней мере, что-то такое во взгляде пробежало. Но блоггерша беззастенчиво усмехнулась, достала из кармана Айфон и направилась ко мне, отстукивая решительно каблуками по бетонной стяжке.
— А кто вам сказал, что я вообще чего-нибудь боюсь?
Взгляд глаза в глаза. Вызывающий. Синий. Будто берёт на слабо. Вот как?! Интересно. Она подошла. Гордая осанка, спина прямая, но не расслабленная, как кошка в присутствии чужих, готовая дать когтистой лапой, оставив кровавый след, если кому-то вздумается погладить. И я с удивлением осознал, что нервничаю.
Она встала и развернулась ко мне спиной, почти касаясь плечом. В объективе Айфона отразилось бликом солнце, вырвавшееся из-за многослойных московских туч. Её макушка ниже моих глаз, запах тонкий и чертовски женский коснулся носа. И мне вдруг стало душно. Но я собрался мгновенно, взглянул в камеру, изобразив улыбку на селфи рядом с Ритой. Блоггерша нажала на кнопку. По привычке посмотрела на результат и опустила руку, зажав в ней телефон, как гранату.
— Ну и достаточно, — сухо сказала она, отступив.
Я шагнул за ней.
— Мне до сих пор интересно, за что вы на меня ополчились?
— Вы знаете. За самшитовый лес, — отрезала она без тени улыбки.
Я усмехнулся и коснулся её предплечья. Она взглянула на мою ладонь так, словно это была клешня инопланетянина и вопиющее нарушение пакта о межпланетном ненападении. Я убрал руку. Засунул обе в карманы.
— Мы тут с вами вдвоём, Рита. И не стоит выдавать желаемое за действительное, — произнёс я примирительным тоном. Во мне боролись две силы — желание наказать за ложь и наглость и намерение развернуть момент на сто восемьдесят градусов. Оставить и… Я даже подумал о том, чтобы извиниться за дурацкую нарезку на ток-шоу. Просто так.
Рита недобро прищурилась и процедила:
— Как у вас только наглости хватает — перекладывать с больной головы на здоровую?!
Я прекрасно понял, о чём она, но не удержался от иронии:
— Иногда крыша, плотно прикрученная к голове, не позволяет расти дальше.
— Вам виднее, вы строитель, — съязвила она. — И как, удобно жить без крыши и без принципов? Ничто не мешает, особенно такой атавизм, как совесть.
— А вот хамить не надо, — помрачнел я.
— «Правду говорить легко и приятно1», — процитировала она Булгакова, враждебно скалясь. В её глазах плескалась неприкрытая ненависть. — Попробуйте однажды для разнообразия, господин «народный избранник».