Я ополоснула лицо ледяной водой. Пофыркала, как морж, и вспомнила ещё одну деталь о ночных событиях. Вчера я подошла к Барракуде и попыталась её расколоть. Но та по привычке ехидно скалилась, показывая острые зубки, говорила гадости об организаторах, создателях игры и окружающих, спрашивала про мои успехи, но так и не призналась, видела она нас с Красницким или нет. Прямо спросить я её не могла, это было бы политической ошибкой.
То что Алька по кличке Барракуда компромат до утра не разместила ничего ровным счётом не значило. Надежды на спокойное будущее оставалось лишь процентов десять. Она могла не договориться о цене с новостниками или выжидать момент. Какой? Тоже неизвестно. Я знаю одно: она — гений хайпа, у Барракуды чутьё, когда выложить скандальные новости, чтобы ударить побольнее. Желательно под дых. Или под колени того, кто взлетел на гребень волны. И заработать на этом.
Я на автомате ткнула на ссылку в медиа-метрике с моим интервью про самшит и, забыв про текст, уставилась на фотографию Красницкого. Отчего-то он показался мне гораздо привлекательнее, чем ещё вчера утром. Может, фотография удачная? Нет, ничего в нём хорошего: самоуверенный, богатый гад.
В голове заломило, будто холод рассудочности столкнулся с горячей волной, которая поднималась по ногам, и с шипящими брызгами разлетелся по черепу. Я потёрла пальцами виски. Нельзя думать хорошо о человеке беспринципном и мерзком! Все поступки говорят о том, что он такой. Одна встреча на телевидении чего стоит!
А то, что он даже слушать не стал ребят-экологов, не пустил их к себе, разве не характеризует его?! Охрана их выдворила очень грубо и в Сочи, и в Москве из его приемной.
А то, с каким пренебрежением он со мной разговаривал! А все эти слухи, включая то, что о нём писали про некрасивый случай в Карловых Варах. Я же читала, когда пыталась понять, с кем буду иметь дело. Уверена, что он заплатил, чтобы замять дело. По его глазам видно, что он всё решает деньгами. И ради денег.
А вчера… да, конечно, вчера…
Я громко выдохнула, но оторваться от фотографии Ивана Красницкого никак не получалось. Я так залипла, что не услышала, как стучит с балкона Ясик. Спрятав смартфон с Красницким на экране под кухонное полотенце и испытывая при этом отчаянный стыд, бросилась открывать.
— Привет, Ритуля! — друг ввалился со снежным паром и стуком тапочек по линолеуму.
Кажется, Ясик порядком замёрз — нос выглядел, как багровая пуговица от пальто на белой голове снеговика.
У нас привычка — ходить друг к другу по балкону, избегая внимания пронырливой Зои Фёдоровны напротив, у которой любимое место в квартире — у дверного глазка. Почётная сторожевая нашей площадки.
— Привет! Прости, Ясь, я тут новости читала… — Я засуетилась, метнулась к чайнику. — Кофейку?
— Ага, давай. Я пришёл сказать, что прошерстил всю сеть: ничего про тебя с этим застройщиком нет.
— Слава Богу!
Ясик присел на табуретку, поджал под себя ноги и нахохлился, похожий на корейского воробушка в своей серой толстовке.
— Так ты теперь не будешь, Солнце, делать то, что задумала с дроном? — спросил он.
Я резко обернулась.
— Почему это?
— Ну… мало ли, ты вчера сказала, что тебе понравилось… с ним. А это ж против…
— Нет, не понравилось! — слишком громко ответила я и поняла, что вру.
Но правду я даже себе не могу сказать… И это вообще не правда, а наваждение. Побочное явление спиртного, неожиданности и журналистского внимания.
От моего вскрика Ясик аж выпрямился. И я произнесла мягче:
— Это просто шампанское, Ясь, ты же меня знаешь. Нельзя влюбиться в подлеца! Нельзя влюбиться в убийцу, в сквалыгу, у которого на первом месте деньги!
Ясик осторожно пожал плечами.
— На самом деле можно. Любовь зла.
— А ненависть добра? Ты это хочешь сказать?
— Просто у тебя вчера так глаза блестели…
— Я же говорю — шампанское, — поспешно отрезала я и как можно небрежнее улыбнулась, засовывая мобильный поглубже в карман халата. — Между мной и Красницким никогда, слышишь, НИ-КОГ-ДА ничего быть не может!
— Ну и хорошо, — кажется, улыбка друга была данью вежливости. — Тогда какие у тебя на сегодня планы?
И я поняла, что мне важно сейчас одно — то, что задумала. Как хорошо, что друг пришёл и спросил, и сразу стало всё по своим местам. Умирающему самшиту всё равно, с кем я целовалась. Лес хочет жить, а до него нет никому дела. Даже в министерстве природоохраны. А мне есть. Поэтому чувствуя нарастающую уверенность, я ответила: