– Тем не менье, ми должни убеждать марсиан проявлять гуманизм, – решительно произнес французский президент. – Возможно, забирать кровь методами нелетальними…
– Те же самые коровы, – пробормотала премьер-министр Канады. – Только не мясные, а молочные. Гиганские фермы, ряды стойл, где привязаны люди, у которых регулярно выдаивают кровь… Лучше уж сразу, чем так.
– Тем не менее, вы же не хотите, чтобы в подобную ферму превратилась ваша собственная страна? – обернулся к ней итальянец; госпожа премьер побледнела. – Марсиане предлагают нам мир и безопасность. И было бы безответственностью, я бы даже сказал – преступной безответственностью по отношению к избравшим нас народам, отвергнуть это предложение.
– Безусловно, – горячо поддержал его француз. – По-моему, ми все тут договорились, што осуждаем и отвергаем насилье.
– Минуточку, – вмешался президент России. – Мне кажется, некоторые коллеги в очередной раз торопятся принять решение без должного учета мнения нашей страны.
– Напротиф, мы фас фнимательно слушайм, – сказали губы германского канцлера, в то время как ее глаза говорили иное: "Ох уж эти русские, вечно с ними сплошные проблемы!"
– Как вам, коллеги, хорошо известно, в тех государствах, которые вы не вполне корректно называете странами третьего мира, у России имеются существенные экономические интересы. Я бы сказал – весьма существенные. Утрата соответствующих рынков будет означать болезненные потери для российского бюджета.
– И что вы предлагаете? – осведомился итальянский премьер, совсем недавно принимавший российского главу с официальным визитом и позировавший в обнимку с ним перед телекамерами.
– По-моему, это очевидно. Если мы хотим принять консолидированное решение, оно должно предусматривать компенсацию наших потерь.
– О какой зумме идет речь? – предпочла сразу уточнить канцлер Германии.
– Поскольку наши потери не будут разовыми, то и разовая сумма не может нас устроить. Нам необходим новый стабильный источник дохода. Как вы слышали, марсиане готовы передать в распоряжение наших стран минеральные ресурсы тех территорий, где… они больше не потребуются. (Француз и итальянец довольно кивнули: наконец нашелся кто-то, кто решился назвать вслух этот деликатный, но очень веский аргумент.) К сожалению, для России как экспортера сырья это означает лишь дополнительные значительные убытки. Поэтому мы предлагаем решить обе проблемы разом, передав нашей стране право эксклюзивного контроля над 35% освобождающихся месторождений.
– Это шантаж, мой дорогой друг, – широко улыбнулся итальянец.
– Это политика, мой дорогой друг, – в тон ему ответил россиянин.
– Это предложенье заслуживает обсужденья, – дипломатично изрек француз. – Конешно, тридцать пять – это нье реальное шисло, но если говорить, скажем, о пятнадцать…
– Вы хотите купить согласие России за два с половиной процента? Позволю себе напомнить, что моя страна остается одной из ведущих ядерных держав. И, хотя и является твердым сторонником мирных решений, способна в одиночку дать отпор любому агрессору.
– Как насчет фоземнадцати? – предложила фрау канцлер. – Что фы скажете, коллеги – можем мы предлёжить русским фоземнадцать?
– Двадцать пять, – твердо изрек президент России.
– Такие вопросы с наскока не решаются, – примирительно заметил итальянский премьер. – Здесь необходимы тщательные экономические расчеты, заключения экспертов, и только потом… Предлагаю пока что зафиксировать тот факт, что мы понимаем озабоченность нашего российского коллеги и готовы компенсировать потери его страны выделением дополнительной доли во вновь освобождающихся нефтегазовых месторождениях, а конкретный размер этой доли будет определен путем переговоров между сторонами…
– Разве я говорил только о нефтегазовых? В развивающихся странах немало и других полезных ископаемых.
– Имейте совесть, мой дорогой друг!
– Это слишком большая роскошь для политика, – улыбнулся российский президент. – Впрочем, моя страна всегда ценила мир и добрую волю выше наживы. Поэтому я согласен ограничиться углеводородами.
– Итак, разногласья преодолены? – радостно осведомился француз. – Значит, ми можем пойти к марсианскому послу и объявить…
– Нет.
Все обернулись в сторону президента США.
– Джордж… – пробормотал британский премьер.
– Нет, – повторил самый ненавидимый человек на Земле. – Я слушал, как далеко вы намерены зайти… и мне жаль, что я услышал то, что услышал. Я сам давно уже не бойскаут и понимаю, что такое политика… но есть вещи, на которые нельзя идти ни при каких обстоятельствах. Я знаю, недоброжелатели зовут меня мировым жандармом… может быть, и кто-то из вас употребляет этот оборот в кулуарах… что ж, настала пора вспомнить, что задача жандарма – не наказывать и не лишать свободы, а защищать невинных. Как президент страны, которая последовательно борется за свободу, демократию и права человека во всем мире, как христианин, как представитель человеческого вида, наконец… я не могу допустить, чтобы какие-то инопланетные ублюдки высасывали людей на завтрак, словно апельсины! И если помешать этому можно только ценой войны – что ж, мы будем воевать. Как сказал Рональд Рейган, есть вещи поважнее, чем мир. Разумеется, я очень рассчитываю на помощь наших союзников и партнеров. Но даже если никто не придет нам на помощь – Америка будет воевать в одиночку. За свободу и достоинство всех людей на земном шаре, а не только членов Восьмерки или НАТО. Да, я понимаю, что в результате этой войны, где нам, возможно, придется применить все имеющиеся виды оружия, многие из этих людей умрут. И в нашей стране, и за ее пределами. Но они, по крайней мере, умрут как люди, а не как кормовой скот. Мне нечего больше сказать, леди и джентльмены.
Повисла пауза. Первым нарушил молчание президент Франции.
– Прекрасная решь, – сказал он, даже не пытаясь скрыть раздражения, – но ми здесь нье на митингэ. Ми должни бить реалистами и исходить из реального…
– Помолчите, – брезгливо перебил его премьер Великобритании. Француз ненавидяще зыркнул в ответ – "опять этот проклятый остров идет поперек континентальной Европы!" – но, неожиданно для самого себя, сбился и замолчал.
– Спасибо, Джордж, – сказал англичанин. – Я… признаюсь, с того момента, как мне доложили об этом… об этой твари – я был в растерянности, наверное, самой большой растерянности не только в моей политической карьере, но и во всей моей жизни. И я действительно склонялся к мысли, что… Но твои слова поставили все на место. Я вспомнил, что значит быть британским джентльменом, черт побери! Я тоже знаю, как нас называют недоброжелатели. "Пятьдесят первый штат США" и все такое. Но дело не в наших союзнических отношениях с Америкой. Дело в британской чести. Простите, коллеги, если мои слова звучат патетически. Мы с вами слишком привыкли к тому, что если кто-то говорит не о наполнении собственного брюха – значит, он или лжет, или недоговаривает. Поэтому, кстати, мы сразу же поверили марсианину… И, может быть, именно поэтому марсиане пришли сейчас. Но они ошиблись, и мы докажем им, что они ошиблись. Правительство Ее Величества с возмущением отвергает предъявленный нам ультиматум и будет защищать Землю от инопланетной агрессии всеми имеющимися в нашем распоряжении средствами.
– Евросоюз нье поддержит это решенье, – прошипел французский президент.
– При всем уважении, вы не можете говорить за весь Евросоюз, – заметил вдруг итальянец. Француз посмотрел на него с видом "и ты, Брут!"
– Я барагодарю увазаемыхы корега, – церемонно поклонился японец. – Дыря народа Нихон цесыти – не пусытое сырово. Вы зынаете, цыто мы не имеем сывоей армии и темы борее ядероного орузия – торико неборисие Сиры Самообороны. Но высе наси высокие техонорогии, веси тыруды насихы уцёныхы – вы расыпорязении Антимарасианысыкой Коариции.