- Но вы уверены, - начал Филипп, - что стоит убивать вашего племянника? Ведь это действительно ещё ребенок.
- Филипп, - взглянул на него, - я просто хочу избавиться от этого отродья. Можете его не убивать, но я отрекаюсь от него. Это не моя кровь и на трон никаких прав отныне у него нет. Мне эта семья Поднебесных уже поперек горла стоит, - с неприязнью посмотрел вперёд. - Лишить их места в правительстве. Эти люди ненадёжны. Они предают и убивают. Я не хочу видеть их рук в каком бы то ни было правительственном органе. Я даже сомневаюсь стоит ли им и дальше доверять управление Винолией.
- Они уже достаточно долго управляют теми землями… - задумался Юлиан.
- Это ещё не значит, что они будут там сидеть вечно. Лишить графа Поднебесного права управлять теми землями. Вызвать ко мне его сыновей. Пусть присягнут короне по второму разу. Я хочу видеть их лица. Если я замечу хоть каплю сомнения на их лицах, если я почувствую даже лёгкий намек на их неверность - отрубить головы. Мне всё равно на их происхождение. Они - гнилые и я должен знать как глубоко эта гниль смогла пробраться.
- Да, ваше величество, - кивнул Филипп.
- И найти нового казначея, - взглянул на пустое место. - Мне нужен человек здравомыслящий и честный.
- Конечно, - поддакнул полный мужчина.
Тем же временем, пока продолжал идти совет, разгневанная услышанным Наана, спустилась на первый этаж. “Нелюдь. Как он может думать о том, чтоб убивать родных? Как можно лишить жизни ребенка? Он очень изменился за эти месяцы”. Ариф тем временем также находился на первом этаже. Молодой человек как раз шел из лаборатории к Савве, что неизвестно как простудился и совсем не хотел расставаться с теплым одеялом, под которым он прятался словно крот. В руках слуги находилось два лекарства - от жара и от насморка, которые он намеревался отдать больному. А под ногами петлял чёрно-белый котенок, постоянно пищащий о том, чтобы его взяли на руки. Ариф глядел на это создание не без улыбки.
Неожиданно для него, с лестницы, ведущей наверх, спустился красный рогатый дракон со сложенными на спине крыльями. Лекарь тут же выронил все препараты, схватил на руки взъерошенного кота и прижал его к груди, тем временем опасливо вжимаясь в стену. Наана лишь неприветливо покосилась на этого неизвестного и продолжила путь к темнице. Котенок испуганно зашипел ей вслед. Ариф скрыл напуганное животное халатом, не в силах отвести взгляда от этой страшной ящерицы.
Спустившись в подземелье, Наана узнала, что Генри привезут только вечером. Вспыльчиво покинув темницу, девушка отправилась в его покои. Зашла, осмотрелась. Внутри было пусто, на столике виднелась записка, прижатая к дереву кувшином. Подойдя к ней и прочтя несколько простых слов, Наана немало озадачилась. “Хм. И что бы это значило?” Решив не трогать непонятную записку, девушка решила дождаться приезда Генри в замок и любыми способами освободить его, ведь в то, что он мог предать короля, она совсем не верила.
День для нее шел медленно, словно черепаха или улитка, проходя всего пять минут за целую вечность. Уже после заката, где-то в девять часов вечера, ворота замка снова открылись, дабы пустить внутрь закрытую карету без окон, чей вид больше напоминал коробку на колесах, чем нормальное средство передвижения. Александр спрыгнул с козел, где сидел кучер и подошёл к двери непримечательного экипажа. Отпер дверь, вошёл внутрь. Одним ловким ударом в живот обезвредил Генри, надел ему на голову мешок и силой вывел наружу. Молодой человек был сродни грязному рабу, которых Давид видел на рынке - грязные и худые люди в старых лохмотьях, что с трудом перемещали свои бренные тела, не способные на радость. Заключённого повели в темницу. Бросив его в одной из камер, гости тут же удалились, с намерением успеть занять номера в хорошей гостинице, пока она не закрылась. О прибытии молодого человека, Наана узнала сразу, но вот идти она к нему осмелилась только после полуночи. Превратившись в обычную женщину тридцати лет, она надела самое незамысловатое платье, взяла мечошек с волшебной пылью, который повесила на пояс, и вышла из своей комнаты. Беззвучно спустилась на первый этаж, прошла по лестнице в подземелье и, наткнувшись на задремавшего часового, подула на него блестящей пылью, что усыпила его минимум на 10 часов. Прошла вниз. Камеры находились по обе стороны недлинного коридора. Заглянув в первую, через окошко для подачи обеда, во вторую и третью, Наана обнаружила знакомого в четвертой. Тот пятнадцатилетний мальчик, которого она вылечила от немоты пять лет назад, сидел в углу словно запуганная мышь, подобрав все лапы и хвост с согнутому туловищу. Мешка на его голове не было и он не спал, но тот взгляд, что застыл на его лице, был абсолютно пустым и непричастным. Казалось, Генри находится сейчас совсем в другом мире. Девушка быстро огляделась. Часовой спал крепко, изредка похрапывая. Вернувшись к двери, Наана приложила к замочной скважине руку и с лёгкостью отперла тот замок, что держал несчастного в заперти. Послышался щелчок. Заключённый тут же посмотрел на дверь. Та тихо и медленно открылась.
- Генри, - настороженно прошептала Наана, заглядывая внутрь, - давай, - поманила рукой, - иди ко мне. Ты успеешь сбежать за эту ночь.
Молодой человек опасливо прижался к углу. Этот темный силуэт, обрамленный подрагивающим светом факелов не вызывал у него доверия.
- Ну же, Генри, - тихо прошла девушка внутрь, протягивая ему руку.
Заключенный настороженно оглядел ее косым взглядом и медленно, словно запуганный пес, прошел вдоль стены к другому углу.
- Генри, - повернулась гостья к телу. - Я освободить тебя хочу, - ступила к нему.
Тот неприветливо сжался, выгнув спину подобно кошке, что взъерошивает шерсть при виде опасности. Он не знал этого человека, не понимал чего она хочет и что собирается с ним делать. Генри забыл ее. Покосился на распахнутую дверь. На гостью. На дверь, снова на гостью. Наана хоть и поняла его намерения, но двигаться как-то не осмеливалась, хотя действовать нужно было быстро.
- Пошли, - протянула ему руку. - Генри, я освобожу тебя.
Тот вскочил будто укушенный, грубо отбросил ее руку и вылетел в дверь, будто за ним уже гнались. Яркий свет факелов на секунду остановил его, заставив прищуриться, закрывая глаза рукой, но вскоре, заключенный снова сорвался с места и размашистыми шагами побежал на выход. Казалось, он знает все эти дороги, но откуда - он не понимал. Вверх, налево, прямо. Оступился и с грохотом упал, имея ошибку перенести на больную гангреной ногу слишком много веса. Тут же подскочил. Не понимая куда он бежит, двинулся к лестнице, при этом явно хромая и спотыкаясь, падая на каменных ступенях.
- Что за шум? - послышалось грозное сзади.
Замок спал. И только этот шлепок голым телом о камень, смог разбудить безмятежную стражу. Генри подскочил, в который раз упав на колено, схватился за перила и с помощью больных рук вытащил себя на следующий этаж. Слева послышался грохот доспехов. Заключенный, сам не понимая что он делает, прижался к стене, избегая попадания на глаза этим воинам. Те прошли быстро, грозно и тяжело, проверяя коридор на наличие неизвестных. Генри подождал, пока они исчезнут с поля зрения. Взошел на этаж, покрутил головой. Неизвестно что именно, но его потянуло вслед за воинами - направо. Опасаясь любого лишнего звука, он шел тихо, почти беззвучно, ощущая холод благородного камня под ногами всем телом. Прогулка эта была не такой долгой. Миновав два поворота, Генри пристал к одной из дверей. Дождался, пока стража удалится так далеко, чтобы не было слышно дребезжания их доспехов. Взялся за ручку. Рывком открыл дверь и вошел.
Он оказался в своих покоях, но в данный момент, эта комната казалась ему совершенно чужой. Огляделся. Кровать… Перед глазами начали проплывать какие-то образы. Льена. Это блаженное тело, что словно лепесток розы украшал непримечательное до этого ложе. Эти прозрачные длинные ноги, что при попадании на них света начинали сиять как звезды или как нежное пламя свечи вечером в спальне. Эти белоснежные волосы, спадающие на одеяло и подушки, будто водопад свисающие вниз, к земле. Этот невозможный образ прекрасной женщины заставил его скованную грудь снова расшириться, он заставил снова ощутить свое сердце, свое присутствие, свою душу. Генри приложил руку к груди, что одухотворенно стучала по руке, будто желая раскрыться для той птицы, что заключена в клетке из ребер.