- Ваш сын не любит громких звуков, не кричите пожалуйста.
- Да как так-то? - отчаянно взмахнул руками. - Я же породил тебя, - взглянул на дитя. - Ты же моя кровь. Как это так, что ты не помнишь меня?
Ребенок же незаинтересованно отвернулся от короля и припал к знакомым грудям, думая, что его сейчас покормят.
- Ну как это? - взмахнул рукой Давид и, заметив, что к нему у его ребенка нет никакой заинтересованности, опечаленно вышел.
Специально пришел к тестю, что сидел в своем кабинете, и отрешённо начал:
- Ну что это такое? Ну как это так? - упал на диван, пустыми глазами посмотрев в камин.
- Что случилось, ваше величество? - отвлекся тот от бумаг.
- Да Антуан, - взмахнул рукой. - Я его на руки взял, а он давай кричать. Он меня вообще забыл за эти две недели.
- Да, дети обладают не такой хорошей памятью как взрослые.
- Но как это так? Я же отец его. Я же… Я же люблю его. А он…
- Он не знает, что ты его любишь. Грудные дети похожи на животных - если ты их не кормишь и не играешь с ними, они скоро перестают даваться тебе в руки.
- Ну нет у меня грудей материнских! Так что теперь?
- Давид, тебе просто нужно больше проводить с ним времени.
- Но он же ещё такой маленький, - взглянул на тестя. - Он такой хрупкий. Я сам бы рад играть с ним каждый день, но я не знаю как это устроить. Сюда ездить я так часто не могу, а в замке до сих пор не понятны силы сопротивления. Меня на костре недавно сжечь пытались! Ещё и барышня к нам приехала явно желающая выйти за меня замуж. Откуда я знаю, что она не убьет частичку Марики? С чего мне быть уверенным, что кто-то не подкупит нянек и не уговорит что-то подсыпать кормилице в еду, чтоб отравить Антуана? Я не хочу рисковать, но и оставлять всё как есть я тоже не хочу.
- Ты можешь просто перевезти его ближе. От Хронбурга до Рукталы действительно долго ехать.
- Но куда? - отчаянно выдал. - Из-за последних событий я даже близким боюсь доверять.
- Мне ты доверяешь?
- Да, вам я доверяю.
- Не так далеко от Рукталы стоит замок одной из моих дочерей. Ее муж мне верен беззаговорочно. Можно организовать перевозку Артура туда. Это в Ла́си.
- Ла́сия хороший город, но я не знаю этого мужа. А вдруг он тоже свергнуть меня хочет?
- Не думаю. Зная меня и мое отношение к родственникам - он просто побоится ставить себя под удар. Не забывайте, что моя семья очень родовитая и мои родственники сидят буквально по всей стране. Один неверный шаг - стрела в голову прилетит незамедлительно.
- И всё же. Перед перевозкой я хотел бы лично поговорить с этим мужем, посмотреть на него, оценить насколько он верен короне.
- Он верен, - кивнул. - Благодаря твоему отцу он получил титул баронета. Не думаю, что человек благодарный за такой жест, осмелится встать против тебя.
- Я очень бы хотел всему этому верить, но события последних дней… Я ни в ком не уверен. Есть всего несколько людей, которым я всё ещё могу доверить свою жизнь, и в эту компанию данный баронет не входит.
- Я понимаю. Ты надолго у меня? Если ты тут будешь хотя бы пару дней - он сможет приехать и ты сможешь спокойно с ним поговорить.
- Это было бы чудесно. Если он приедет, я тут буду до завтрашнего вечера. Надо ведь узнать ещё как там мой зять. Ваш сын ещё не угробил его?
- Нет. Удивительно, но Генри даже разум умудрился сохранить. Обычно, Александр мучает людей до сумасшествия.
- Хочу поговорить с вашим сыном.
- Он сейчас спит. Узнав, что ты едешь к нам, он запланировал новый допрос на полночь. Полагаю, тогда-то он тебя и приведет к Генри.
- А без него я могу посмотреть на этого урода?
- Это очень нежелательно. Твои добрые глаза могут дать Генри надежду, а при виде Александра он хорошо осознает хрупкость своего тела. Лучше тебе идти в темницу с моим сыном.
- Мне важно, чтобы у Поднебесного лицо было относительно здоровое. Если он не признается, я собираюсь судить его. А вы сами понимаете, что измученное тело выглядит очень жалким. Гладите меня помидорами закидают, если я повешу “такого божьего одуванчика, которого незаслуженно мучали несколько дней”.
- Давид, думать о том, каким тебя видят люди это конечно хорошо, но не забывай, что ты порою должен делать то, что этим людям не нравится. Не стоит идти у них на поводу.
- Да я не иду. Просто будет весьма неприятно, если люди из нас двоих будут воспринимать Генри невиновным, а меня тираном.
- Мне кстати интересно куда делись все Поднебесные. О том, что Генри исчез в стенах моего замка знает далеко не один человек, но претензий мне ещё никто не высказал. Обычно, гневные письма приходят мне достаточно быстро, а сейчас просто пустота. Его семью не волнует куда и почему он исчез?
- Может и волнует, вот только переживать за него видимо некому. Отец его лишился разума окончательно - ведёт себя как ребенок пятилетний, а братья видимо не в очень хороших с ним отношениях, раз они мне ещё ни одного письма с вопросами не прислали. Никому до этого Генри дела нет. Разве что иностранцы за него переживать будут, так им понравилась его игра.
- Хм, достаточно иронично. Я думал их семья такая же дружная как и наша. Четыре брата в конце концов.
- Видимо нравы у них такие, родных людей предавать.
- Достаточно печальная ситуация получилась… - опустил глаза на бумаги.
- Иначе и не скажешь.
- Мы кстати забрали лебедей, что держала Марика, - взглянул на короля.
- Да? - озадачился. - Я так давно их не видел…
- Они в нашем озере сейчас плавают. Можешь взглянуть на них.
- Они всё ещё бросаются на людей?
- А они бросались? Мирные птицы ведь.
- Наверное мы про разных лебедей говорим, - поднялся. - Ладно. Я тогда пойду. Пусть Александр позовет меня, когда будет все готово.
- Хорошо. Я тогда отправлю в Ласи гонца. Пусть зять поскорее приезжает.
- Да, хорошо, - кивнул и вышел.
Не зная куда идти, он приказал седлать лошадь и позвать с собой одного из сыновей маркиза. Сопровождать короля вызвался Людовик, юноша статный, 19-тилетний, с хорошо сложенным лицом и телом. Запрыгнув на местных лошадей, молодые люди поехали к пруду, что находился в десяти минутах езды от замка. Шли они спокойно, ведя лошадей по широкой лесной тропе. Миновав более половины пути, Людовик решился заговорить: - Мы с братьями завтра на соколиную охоту собираемся. Не хотите с нами?
- Не знаю. Я подумаю над этим, - безучастно выдал тот, глядя под ноги кобыле.
- Вы устали? Можем немного ускориться. До озера осталось совсем немного.
- Нет, я просто думаю, вспоминаю, - оглядел деревья вокруг. - Я помню как тут было красиво зимой. Такие сугробы повсюду, белый сверкающий снег, Марика… - опустил голову, чувствуя ком в горле и сжатость в сердце. - Она любила кататься по снегу. Любила замотаться в плащ с меховым воротником и ходить, похрустывая снегом под ногами, собирая белые комки на подоле платья. Она не любила им кидаться, но любила не него смотреть. Она всегда любила зиму.
- Может быть, потому что она родилась зимой.
- Может быть, - пожал плечами. - Мне не хватает ее, - посмотрел вперёд. - Не хватает ее красоты и смеха, не хватает ее страсти, не хватает ее загадочности и этого величественного образа. Мне не хватает моей королевы, - уронил голову. - Моей любимой королевы… - незаметно вытер ископившиеся слезинки.
- Марика была хорошей сестрой, одной из немногих, кто не скрывал чего-то постыдного от мира вокруг.
- Она была несчастна, когда мы только поженились.
- Она никому не говорила об этом.
- Я знаю это. Однажды я сказал ей что-то… Что-то очень неприятное. Я был просто глупым, - закрыл глаза пальцами.
- Но она простила вас.
- Не сразу, - опустил ладонь. - Как иронично, но только мое пьяное тело убедило ее в том, что она мне дорога.
Он вспомнил о том, как здорово напился в свой 19-й день рождения и начал приставать к королеве прямо за столом, у всех гостей на глазах. Как бы Марика не убирала с себя его руки, король все равно тянулся к своей супруге, осыпая ее не такими красивыми, но искренними комплиментами, которые даже понять было сложно из-за этого заплетающегося языка.