Текст так же позволяет сделать вывод, что немцы не считали Русь частью Орды и не рассматривали хана как верховного владыку над Русью. Сказано, что немцы «боялись даже имени татарского», но это проявилось лишь когда сами татары появились в Новгороде. С русскими же немцы воюют, явно не рассматривая свои конфликты с Русью как столкновение с Ордой. Кроме того, несмотря на присутствие баскака, по статусу представляющего хана, челом бьют Ярославу и «волю створяют» опять-таки его. Татар лишь одаривают. Будь хан верховным правителем Руси, представляющий его владимирский баскак как минимум должен был бы утвердить договор. Чего не происходит. Татары выступают в данных событиях всего лишь в роли военной помощи. И баскак владимирский уже не во Владимире сидит, а на границе, в районе Тулы или Мурома. И он теперь не сборщик дани, а ханский представитель. Другой пример. В том же 1270 году, по свидетельству Новгородской I летописи, «был мятеж в Новгороде; начата изгонити князя Ярослава из Новгорода, и созвониша вече». Сторонники великого князя бежали («тысячкой Ратибор и Гаврила Кыяниновицъ»). Великому князю пришлось уйти из города. Ярослав Ярославич «начал полки копить» и «послал к цесарю татарскому Ратибора, помощи прося на Новгород». Но татарская рать в ход не пошла, т. к. хану объяснили при помощи князя Василия Ярославича и новгородских послов, что «новгородцы правы, а Ярослав виноват». Против Новгорода великим князем было организовано войско: «Ярослав со всею силою своею и Дмитрий с переяславцами и Глеб со смоленцами». Новгородцы привычно оказали сильное сопротивление – «выидоша всь град в оружьи от мала и до велика», и «то уведавъ, Ярославъ поиде… к Русе». Новгородцев поддержали их земли: «Совокупишася в Новъгород вся власть новгородская, псковичи, и ладожане, и Корела, Ижера, и Вожане». Только после вмешательства митрополита Кирилла, пославшего в Новгород важную грамоту: «крови не проливайте» и поручившегося за князя Ярослава; и даже взявшего на себя грех, если новгородцы дали клятву богу не мириться с Великим князем, – новгородцы «взяша миръ по всей воле новгородской и посадише Ярослава». Митрополит сыграл здесь важнейшую роль посредника и миротворца. И здесь ему помогло прибытие ордынских послов с грамотой хана «сажать Ярослава». На обороте договорной грамоты 1270 г. между Ярославом и Новгородом написано: «Се приехаша послы от Менгу-Темеря царя сажать Ярослава с грамотой Човчу и Банши». Здесь приезд татарских послов был ответом на приезд в Орду новгородских послов. Заметим, что упоминание о послах хана, сажающих князя в Новгороде, единственное в своём роде, написано на обороте договора. Всё же главным миротворцем был митрополит, к тому же, запись на обороте означает только помощь и посредничество Орды в деле. В суть договора они не лезли. А там Новгород выставил князю довольно жёсткие условия: «На дворе немецком торгуй единственно через наших купцов...Новгородцы не должны быть судимы в земле Суздальской.» и так далее. И ещё одна закономерность: ханы не ссорились с вечами. Вспомним, что изгнание баскаков в 1262 г. было санкционировано вечами Суздаля, Ростова, Владимира, Устюга Великого. Хотя тут не всё так просто, и веча сопровождались весьма даже быстрым и одновременным вводом новгородских, вологодских и смоленских отрядов Александра и изгнанием баскаков. Но решение веча Ростова 1289 и 1307 гг. об изгнании послов-рэкетиров из Орды и аналог в Ярославле показывают, что веча крупных городов были самостоятельной силой, с которой считались и князья, и Орда. Далее активность веча в основном проявляется в Ростове как самом древнем, большом и богатом городе княжества, привлекавшем мусульманских купцов из Орды и надеявшихся на поддержку ханов и татарской диаспоры города. А зря. Дело в том, что татарская, а если точнее, ордынская диаспора города, до Ивана Калиты самая многочисленная на Руси, во-первых, уже идентифицировала себя с жителями города (особенно явно это видно по событиям 1320 и 1322 годов). А во-вторых, это были люди мира, а не войны. В итоге трижды, в 1289, 1307 и 1320 годах, ростовское вече производит изгнания ордынских послов и купцов. Опять, хотя в более мягком тоне, обвинив «татар, привлекаемых к ним корыстолюбием и желающим во всём быть господами, положили на вече изгнать сих беспокойных гостей и (в 1289 году) разграбили их имение». Князь ростовский в тот год поддержал вече, и «хан не вступился за обиженных татар» [109]. Похоже, обвинения вечевиков к ордынцам в данном случае указывают на то, что эти «послы и гости» были кредиторами граждан славного Ростова Великого, назойливо напоминавших о долгах. И их решили проводить из города. С попутной конфискацией. Не очень хорошо, конечно, но дальше мы увидим, что и татарские послы, особенно если в долгах оказывались местные князья, заинтересованные в их возврате, тоже могли урвать своё. В первой трети XIV века влияние народных собраний на Суздальщине падает. Это в целом связано с усилением московских князей и их связей с Русской церковью. Но и после этого законы исполняли князья. Так, в 1339 году Иван Данилович Калита ввёл в Московском княжестве земледельческий закон по византийскому образцу [110]. Т. е. в закон Ярослава («Русскую Правду») стали вносить изменения. При Дмитрии Донском изменений стало больше. Но изменения эти русские вносили в свои законы сами, ни у кого про это не спрашивая. Да и в 1322 году, когда отряды «лютого» посла Ахмыла вместе с людьми Ивана Калиты ограбили за долги город Ярославль, повторить то же самое в более крупном Ростове им не удалось: люди местные включая ордынскую диаспору, во главе с епископом вышли навстречу и принудили войско Ивана и Ахмыла вступить в переговоры. Интересен случай из 1262 года. Во Владимирско – Суздальском княжестве с 1257 по 1262 гг. существовала классическая баскаческая система Монгольской империи. И вот баскак из города Великий Устюг именем Буга как бы силой склонил к сожительству дочь местного гражданина именем Мария. А тут – на улице ночь длинных ножей. Но до этой ночи Буга, очевидно, успел ей понравиться, потому что когда его пришли «живота лишать», он спрятался – и довольно успешно – за её подолом, и они вместе стали упрашивать не убивать Бугу, который был прощён и, названный в христианстве Иоанном, женился на Марии; и в течение нескольких лет «сей человек своими добродетелями и набожностью приобрёл любовь среди граждан Устюга Великого» (Карамзин). Возможно, эта романтическая история была вставлена в Устюжский летописный свод позже, но она всё равно интересна. Особенно если учесть, что часть историков не считают сию весть вымыслом. Тут самый раз сослаться на авторитетных современников. Итак, № 1. Марко Поло. «Описание мира». Конец XIII в.