Всему свое время, друг, — ответил Охвен. — Мы пойдем, конечно. Ну, да, наверно это Лимб. На самом деле все эти круги не важны. Важно то, что здесь идет война.
Добро пожаловать, — добавил Мортен.
Мне было невдомек, что там происходило с пригрезившейся мне кампанией. Это были домыслы чистой воды. Разве что Велиал, не настолько грозный, чтобы его бояться, робко поскуливал возле моего левого плеча. Изгнанный и потерявший всякое право находиться в запретных для живого человека местах, бестелесным духом он затаился среди людей. Все, что Велиал мог — это тихо нашептывать во сне, рассказывая, как все было.
Мало, кто помнил, проснувшись, его байки. Даже несмотря на то, что он старался быть подле человека, как и положено — сзади и слева. И не морщился, когда люди, по привычке, плевали наудачу через левое плечо.
Велиал был настолько древний, что давно прекратил свои проказы, отнюдь небезобидные, как водится, а жаждал лишь одного: чтоб кто-то выслушал его сказку, чтоб кто-то понял, что мир — далеко не такой, как его пытаются представить слуги Самозванца.
Мне казалось, что все это бред. Я болел, мне было плохо. Но я почему-то запомнил многое из того, что мне поведалось, уж не представляю, каким образом.
Я поверил, что Макс, Тойво, Илейка и Мортен с Охвеном оказались вовлечены в события, которые последовали за войной ангелов, которые можно назвать «война мертвых».
Что было дальше, Велиал?
6. Правила боя
Первый набежавший на них враг выглядел сумасшедшим: безумные глаза, едва не вылезающие из орбит, изогнутый в крике рот, вытянутые вперед крючковатые пальцы на тощих ободранных в локтях руках.
Они еще не успели отойти от лужи, возле которой был краткий привал, поэтому никто не ожидал увидеть незнакомца, настроенного весьма агрессивно.
Все поочередно расступились, уворачиваясь, как в игре в «ляпы», а Мортен ловко подбил врага под ноги. Тот потерял равновесие и упал, досадливо взвыв. Конечно, он сразу же попытался встать, изрыгая самые нелитературные проклятия, но Охвен ему не позволил. Навалившись сзади на спину, старый викинг сломал ему шею.
Клик, — сказала шея.
Бульк, — ответила грязь, куда тело немедленно было выброшено.
Люди переглянулись между собой. Илейка почесал в затылке: быстро у них тут дела решаются.
Это одиночка, — пояснил Мортен. — Такие есть, но таких немного. Они, как правило, против нас.
Охвен объяснил, мол одиночки при жизни очень-очень одинокие люди. Все у них было, но всего они лишились, влюбленные в себя самого, подвластные только своей гордыне. Может, по молодости это еще и ничего. Но по старости они превращаются в обозленных на весь мир, и, соответственно, на всех людей вокруг. Все виноваты, что им так хреново. Их грызет изнутри злоба.
Вот, пожалуйста, что мы и имеем, — добавил Мортен и указал пальцем на зловонную лужу. Та немедленно булькнула пузырем из сероводорода.
Но эта душа, хоть и не на нашей стороне, но не в стае, — закончил Охвен. — Согласитесь, один на один драться всегда легче.
Или все на одного, — усмехнулся Макс.
Это в тебе мусор говорит, — обратился к нему Тойво, впрочем, совсем беззлобно. — Мундир твой к этому располагает.
Макс скорбно вздохнул. Скрывать ему, менту-ренегату, было нечего.
Подождите, — заметил Илейка. — Если есть враг-одиночка, значит, есть и враги в стае?
Несомненно, — вздохнул Охвен. — И с ними со всеми мы воюем. Все местное общество разделено на две части. Думаю, неровные части. Их больше, нас меньше. Но мы пока держимся.
Это они с нами воюют, — возразил Мортен.
Все здесь не без греха. Всем воздается по заслугам. Но те, кто по жизни был не совсем хорошим человеком, или даже совсем нехорошим человеком, таковым остается и в загробном, так сказать, мире. Во искупление, как говорится. Однако что-то искупление не очень очевидно. Некоторые принимают страдания, как должное. Но есть и такие, для которых важно не то, что он мучается, но и чтобы рядом мучились. Тогда им кайф.
А вы знаете, по какому признаку происходит такое разделение? — поинтересовался Макс. Он вспомнил, как в его реальности, где был конец света и вновь оживление, люди разнились друг от друга по профессиональному признаку. Как метко заметил Шурик, а его поддержал Ванька: «менты, связисты и таксисты — вот восставшее зло»[20].