– А это кто?
– Какой-то очень умный человек. Мне о нем рассказывал отец, но я так до конца и не запомнил, как правильно пишется его фамилия.
– Ну, раз так сказал сам Шокскир, значит, стоит ему верить.
И друзья поверили – стали брать на себя дополнительную работу и раздавать обед другим ребятишкам. Дети постарше недоверчиво поглядывали на неожиданные дарования, но порой и они подходили за вторым кусочком хлеба. Разумеется, раздача проводилась за спинами военных. Страшно представить, что произошло бы, если бы этот нелегальный обмен едой был ими обнаружен. Взамен Мари с Иссуром получали улыбки. Самые разные. Широкие и открытые, робкие и стеснительные, кто-то улыбался одними губами, а кто-то лишь вздергивал их краешек. Кто-то молча уходил со своей порцией, а кто-то шептал на ухо слова благодарности, постоянно оглядываясь вокруг. Друзья каждый вечер засыпали выжатые и разбитые, но с теплым огоньком в груди. Однако погода всерьез решила развязать с детьми войну. Выпал первый снег: мокрый, рыхлый, превращавшийся под ногами в жидкую кашицу. Ступни рабочих приобрели красный цвет и ужасно нелепую схожесть с гусиными лапками. Мари с Иссуром и тут решили не унывать: по вечерам они, кроме танцевальной программы, изображали из себя уточек, смешно крякая и хлопая локтями как крыльями. Сзади к ним пристраивались развеселенные малыши и «птичий паровоз» несколько раз обходил барак, по пути собирая все больше и больше «уток». Так, разбавляя всеобщую тоску незамысловатыми развлечениями, лагерь и преодолел рубеж поздней осени.
– Иссур, ты иди… Иди, я тебя догоню.
Мари бросила кирпичи и облокотилась на колени. Мальчик, шедший рядом, тоже отложил груз в сторону и наклонился к подруге.
– Тебе плохо.
– Нет, мне хорошо, все в порядке. Сейчас, минутку передохну, и снова в бой!
Мари натянула бодрую улыбку на лицо. Иссур недовольно покачал головой и взвалил девочку к себе на плечи.
– Опусти, я сама…
– Сиди уж.
Огромные хлопья беспрерывно летящего из плотных туч снега кололи глаза. Иссур быстро моргал и снимал с ресниц снежинки, мгновенно растворяющиеся на подушечках пальцев.
– Вот мы с тобой, старушка, и до зимы дожили, – подшутил он.
– Как я по ней скучала…
Мари мечтательно вздохнула и закинула наверх голову, подставляя ее всем ветрам.
– Мне всегда казалось, что зима – самое загадочное время года. В преддверии Рождества мы становимся на шажок ближе к волшебству. У меня, например, в декабре появляется особое настроение, я будто чего-то жду и надеюсь на чудо.
Если бы Иссур услышал эту фразу от подруги несколькими месяцами ранее, он бы посмеялся и назвал ее выдумщицей. Но, узнав Мари лучше, мальчик понял, что она просто на этом выросла и этим живет, несмотря даже на то, в каких жестоких реалиях ей приходится жить. Поэтому в ответ на длинное высказывание подруги он коротко кивнул и промолчал. До фундамента осталось несколько десятков метров. Вдруг Мари ощутила под собой содрогание.
– Иссур? Что такое?
Раздался громкий кашель, усилились содрогания, а после прозвучали невнятные слова и мальчик, пройдя еще пару шагов, упал в сугроб. Мари слезла со спины друга и в панике принялась его тормошить. Девочка стала звать рабочих, силуэты которых видела сквозь снежную пелену, но те не откликались. Обезумев от страха, она не придумала ничего лучше, как взять Иссура за руки и потащить в сторону лагеря. Как назло, поднялся ветер, свирепствовала метель, и далекие огоньки окончательно затерялись в белом тумане. Мари шла вперед, не разбирая дороги. Ей казалось, что она слышит чьи-то голоса. Спустя время девочка поняла, что скорее всего идет вдоль ограды. Она повернулась и пошла направо. Но и там не оказалось ничего, кроме бесконечного поля и вездесущей метели. Наконец Мари обессилела. Она легла рядом с другом, вложила свою ладонь в его и прошептала:
– Прости. Я не справилась.
Мари приоткрыла глаза. Белый потолок. Когда взгляд девочки смог немного сфокусироваться, она заметила на нем длинные трещины. Ухо ее уловило хриплый кашель, чье-то бормотание и жалобный стон. Мари с трудом подняла голову и осмотрелась. Она лежала на носилках в большом помещении, а вокруг нее – десятки, а может, и сотни таких же людей. Ее, как и остальных, любезно укрыли пледом.
– Извините, вы не подскажете, где мы находимся? – спросила девочка у своего соседа, худого мужчины с вытянутым морщинистым лицом, вцепившегося в свое покрывало до белых костяшек. Тот что-то неслышно пролепетал тончайшими губами.
– Что-что, простите? – переспросила Мари.
– В лазарете мы, девочка, в лазарете, – из угла отозвался другой мужчина со сросшимися бровями и темным синяком под глазом. Он полулежал на боку и с любопытством на нее поглядывал.