– А, то есть здесь лечат? Тогда где лекарства? Или мне уже сделали укол?
Мужчина горько усмехнулся.
– Нет, милое создание. Здесь просто отдыхают.
– Тогда какой же это лазарет без лечения? – недоуменно воскликнула Мари.
Новый знакомый открыл было рот, чтобы ответить, но запнулся и опустил глаза.
– Сам не знаю, детка. Я тут уже третий день лежу, еще ни разу даже сиропа какого-нибудь или трав целительных не принесли.
– А откуда вы знаете, что это лазарет? – недоверчиво прищурилась Мари. – Вдруг вы меня обманываете?
Мужчина сипло рассмеялся:
– Смешная ты. Кто здесь станет врать? Посмотри по сторонам. Эти бедняги обречены. Я тоже обречен. Зачем тратить последние мгновения и без того безнадежной жизни на ложь?
– Вы так спокойно говорите о смерти, – упавшим голосом произнесла Мари.
– Ко всему привыкаешь.
В лазарет вошли санитарки. Они разносили воду и протирали лбы бредивших тряпками. Когда одна из них подошла к Мари, девочка спросила:
– Вы не видели здесь одного мальчика?
Та вопросительно сложила тонкие брови домиком, на высоком лбу прорезались морщины.
– Ну, мальчика. Пятнадцати лет. Ростом чуть выше меня. Зовут Исраэль Эртман.
Морщины разгладились.
– А, того мальчика! Которого еще принесли с тобой? Вставай, я проведу тебя к нему. Только тихо.
В другом конце помещения, где ютились в одной кучке исхудавшие и простуженные больные, лежал Иссур. Санитарка прикоснулась к мальчику, и он открыл глаза.
– Иссур, милый! Как же я испугалась! – Мари, едва сдерживая рыдания, положила голову другу на грудь. Тот поворошил своей рукой отросший ежик жестких волос.
– Эй, тсс… Мы же договаривались – не плакать.
– Я чуть тебя не погубила… Вот зачем ты меня на спину посадил, ясно же было – перенапряжешься…
Санитарка поджимала губы и сочувственно качала головой. А больные, лежащие рядом, дружески улыбались и похлопывали Иссура по плечам.
– Какая верная девчушка тебе досталась, парень! Береги ее.
Проходили дни. В лазарет прибывали все новые и новые люди. Добродушные санитарки, как могли, ухаживали за болеющими, сидели у носилок с бредящими, вытирали потные лбы тряпками всем желающим. Но никому не приносили лекарств. Когда Мари поинтересовалась об этом у одной из женщин, та в ужасе приложила палец к губам.
– Никогда об этом не спрашивай.
– Но почему?
– Строгая тайна. Наш главврач запретил разглашать… – не успев договорить, она понеслась к больному, в беспамятстве разразившемуся страшными ругательствами.
– Я уже скучаю по бараку, – однажды сказал Иссур. – Как они там, наши «потомки», без ежедневных игр и танцев…
– На то они и «потомки», – улыбнулась Мари. – Наверняка среди них нашлись те, кто продолжил эту традицию. Может, мы им теперь не так уж и нужны.
Вскоре барак заполнился почти доверху, воздух был спертый, затхлый, схожий с тем, что был в вагоне грузового поезда. Теперь каждый третий больной бредил, санитарки не успевали ходить между рядами носилок к каждому просящему помощи. Иссур и Мари держались. Даже здесь, в этом глухом и забытым Богом уголке мира, они умудрялись веселить других. Мальчик рассказывал соседям анекдоты, а его подруга пела песни своим слегка осипшим, но по прежнему мягким и приятным голоском. Санитарки, в отличие от военных сторожей, относились к таким выступлениям благосклонно, а некоторые самые смелые иногда даже подпевали и пританцовывали, бесшумно хлопая в ладоши.
Однажды утром санитарки зашли в лазарет с таким обреченным видом, что Мари сразу поняла —случилось что-то очень страшное. Даже, когда не справившись с горячкой, на их руках умирал человек, они не выглядели настолько сокрушенно. Мари спросила у трех женщин, что произошло, и получила в ответ молчание. На лицах всех больных, которые еще находились в сознании, блуждала тревога.
Где-то в полдень в помещение вошел военный. Он отдал приказ всем проследовать за ним. Мари, поднимаясь с носилок, перехватила одну молоденькую санитарку с огромными то ли от изумления, то ли от страха глазами.
– Куда нас поведут?
– В душ, – выпалила она, судорожно сглотнув.
– В душ? – удивился стоящий рядом мужчина. – Сроду в душ не водили, и тут – на тебе!
– Экая забота! – поддакнул другой.
– Пусть признаются, куда ведут!
– Имеем ведь право знать!
– Молча-ать! – прокатился по лазарету звучный голос военного. – Следовать за командиром без пререканий!
Толпа понемногу утихомирилась и, выстроившись в длинную колонну, вышла на улицу. Сугробы снега выросли еще больше, ветра не было, но стоял жуткий мороз, пробирающий до костей. По пути Мари заметила нескольких знакомых детей, возвращавшихся с работы на обед, и помахала им рукой. Те улыбнулись доброй знакомой, но, увидев военных, в ужасе отпрянули от толпы. Больных завели в кирпичное здание без окон и в маленькой комнатке при входе заставили раздеться. Мари с Иссуром, в знак уважения, отвернулись друг от друга на время снятия одежды. Всюду стоял неодобрительный гул. Заключенные бросали одежду кто куда – в комнатке не было вешалок. Наконец вышел военный и открыл тяжелую дверь, ведущую в другое, более широкое помещение. Эта дверь наверняка была пуленепробиваемой. Толпу загнали внутрь и за последним человеком закрыли дверь на засов. Мари огляделась и поняла, что душей здесь нигде нет. Ни душей, ни ванн, ни даже умывальников. Девочка отыскала друга и прильнула к нему, крепко сжав родную руку.