Едва ли не самыми тяжелыми для населения явились постойная и подводная повинности, в виду значительного числа расположенных в крае войск. Однако всеподданнейшие рапорты финляндских губернаторов устанавливают, что ни со стороны жителей Финляндии, ни со стороны войск жалоб не поступало.
Напротив, имеются донесения, показывающие, что между крестьянами и солдатами устанавливались наилучшие отношения. Тавастгуский губернатор в своем отчете (за 1854 г.) писал, что при отправлении весьма тягостной подводной гоньбы, владельцы земель сами устраняли все встречавшиеся затруднения. Расположенных на зимние квартиры нижних чинов население принимало «с радушием, которое потом, вследствие примерной дисциплины, превратилось во взаимную приязнь». Жители просили генерал-губернатора расположить у них те же самые войска, которые ранее квартировали у них. «Считаю себя счастливым, — продолжал тавастгуский губернатор, барон Ребиндер, — Вашему Императорскому Величеству всеподданейше донести об этих результатах стремления правительства и верных подданных, дабы, хотя и обычаи, наречие и вероисповедание иногда различны, присоединить и слить в одно общее семейство все народы Империи».
В январе 1856 г. генерал-адъютант Берг командировал нескольких офицеров для осмотра квартирного расположения войск в Финляндии. Некоторые результаты их донесений были представлены военному министру и доложены Государю Императору. Оказалось, что войска вообще жили в большом согласии с жителями Финляндии, а в некоторых местностях края население выразило даже большое радушие, гостеприимство и расположение к ним. В Абоской губ., благодаря хорошему отношению жителей к расквартированным нижним чинам, они имели не только койки, но и постели, подушки и иногда даже простыни и одеяла. Офицеры и солдаты не находили слов для выражения благодарности. Губернатором в Або состоял тогда ген.-м. Кронстедт, человек посредственных способностей и слабого характера. Он не умел заставить ни любить себя, ни бояться, но в душе был чрезвычайно предан русскому правительству и выгодам Империи.
В западной половине Нюландской губ. между обывателями и солдатами существовало также «хорошее согласие». Люди резервной гренадерской дивизии были столь тихи и скромны, что крестьяне гораздо охотнее желали иметь их на квартирах, чем финских солдат. Некоторые губернаторы, как напр. Абоский ген.-м. Кронстедт, были чрезвычайно внимательны к войскам.
Несчастья, которые постигли города Улеоборг и Брагестад, сильно отозвались на всей Финляндии и потому преданность русскому правительству возросла, вместе с усилением ожесточения к иноземным врагам. — Население местами просило о присылке войск для охранения сел и городов. Чтобы поддержать этот дух правительство делало все, что могло, желая успокоить население и укрепить в нем уверенность, что оно не останется без защиты, а также пытаясь избежать упрека, который делался в крае шведскому правительству 1808 и 1809 годов». С другой стороны, весьма благоприятно повлияло удачное отражение неприятеля при Гамле-Карлебю, где плечом к плечу с солдатами стояли горожане. В подобных обстоятельствах, надо полагать, кроются некоторые объяснения особенно приветливого отношения населения к расквартированным среди него войскам. Известен, напр., факт, что после пожара в Улеоборге, в городе Борго наступило уныние, но с прибытием туда войска (эскадрона Гродненских гусар) обыватели ожили.
Постой войска, исполнение повинности по его транспортированию, рост цен на все продукты — все это, конечно, пришлось перенести населению, как неизбежное последствие войны. Но, с другой стороны, «к утешению населения», — как выразился один из современников (Авг. Шауман), — «осталось большое количество серебряных рублей». Этого утешения лишена была, конечно, местная администрация, или, точнее говоря, финляндская казна. Биограф поэта Рунеберга (I. Е. Strômborg) утверждает даже, что никакого должного внимания к доходам края не было проявлено, особенно генерал-губернатором ген. Бергом, который для своих мероприятий по защите края до такой степени широко пользовался финляндской кассой, что дал одному высокопоставленному местному деятелю повод сказать, что он «положительно ест деньги». Но все это переносилось без ропота и неудовольстия. Другой финляндец в стокгольмской газете «Aftonbladet» обвинял ген. Берга даже в расходовании казенных денег на свои удобства. «Это обвинение, — говорит писатель наших дней, — справедливо лишь отчасти, так как ген. Берг обращался с казенными средствами легкомысленно, желая расположить в свою пользу общественное мнение щедростью и раздачами». Но мы уже знаем, что финляндцы и ген. Берг вообще «не были созданы друг для друга», как выразился в своих воспоминаниях Авг. Шауман, и потому легко понять, какое чувство побудило их подчеркивать указанные обвинения.