Все это праздные разговоры. Дело объясняется проще. Военные операции союзников в северных водах начаты были с малыми знаниями местных условий и с полным отсутствием стратегических комбинаций для флота, находившегося под начальством адмирала Непира. А помимо того, союзники не проявили в Балтике должной инициативы и надлежащего мужества. Совершить что-либо великое, по мнению англичан, можно было, лишь имея 50.000 войска и 200 шведских орудий. 50 тысяч — это и много и мало, ответим мы словами гр. П. X. Граббе: мало для серьезных предприятий и много для мелких. 1-го Июня в «Times» появилась корреспонденция, пролившая некоторый свет на тактику, которой следовали англичане, по крайней мере, в начале своей кампании в Балтийском море. «Предположим, — писал корреспондент, — что мы сделаем нападение на Гельсингфорс и уничтожим стоящий там русский флот. Известие об этом получится в Петербурге чрез несколько часов. Тогда выйдет Кронштадтский флот, состоящий из двадцати линейных кораблей, нескольких 50-ти пушечных фрегатов и других судов меньшего размера... Несмотря на наше искусство и храбрость, мы можем потерять несколько лучших наших кораблей. По-видимому, сэр Чарльз Непир вполне понимает все это, иначе уже предпринял бы что-нибудь... Нам скажут: для чего не разрушили форта Гангэ? Но что выиграем мы от этого? Если мы убьем у русских тысячу человек, они тотчас же могут заменить их другими». Этот вывод корреспондента считался, по-видимому, столь веским и убедительным, что он почти дословно был повторен в министерской газете «Globe», с прибавлением лишь вывода, что адмирал Непир человек смелый, но не сумасшедший. Если такая стратегическая философия действительно была усвоена экипажем английской эскадры, то естественно, что Непиру предпочтительнее было преследовать мирных прибрежных жителей, ловить суда финских рыбаков и заниматься оценкой призов, чем пытаться произвести осаду Кронштадта или Свеаборга.
«Что англичане, не решавшиеся на серьезный десант, дозволяли себе самые бесполезные выходки, мы знали, — писал Фет, — потому что между Ревелем и Нарвой высадились неприятельские стрелки, и когда единственными встреченными ими лицами оказались две бабы в поле, бросившиеся, разумеется, опрометью бежать, то стрелки сделали по ним залп и, убивши одну наповал, вернулись к своим шлюпкам». Сберегая уголь, английские фрегаты ходили под парусами и имели вид громадных хищных птиц, раскинувших крылья над волнами. Конечно, никто не знал замыслов неприятеля и потому нужно было быть готовым во всякое время. Впоследствии мы убедились, что неприятель считал наше побережье гораздо сильнее укрепленным, чем это было на самом деле, и потому не решался подвергать дорогих кораблей повреждениям, подводя их к нам на близкое расстояние». Произведя рекогносцировку Кронштадта, союзные адмиралы 16-го июня (1854 г.) пришли к заключению, что бомбардирование его не может быть произведено по недостатку мортир, и что вообще, при настоящем составе, нельзя предпринять ничего решительного.
До начала кампании Непир рассуждал иначе. Он, напротив, надеялся истребить все наши приморские пункты, не исключая Кронштадт. Английское общество также было уверено в скорой и легкой победе и смотрело на экспедицию Непира, как на увеселительную прогулку, во время которой он будет завтракать в Кронштадте и обедать в Петербурге, а попутно комфортабельно погреет свои старческие ноги у огня Свеаборга.
Слова Непира, — конечно, остроты, в изобилии расточаемые в периоды подъема патриотического чувства; но, в сущности, они были довольно близки к тем воззрениям, которых держались руководители западной политики. Император французов уверял, например, что вся война кончится ранее двух месяцев (а потому во Франции были убеждены, что взятие Севастополя дело одного удара»; лорд Эбердин гордо говорил в марте 1854 года, что Англии рано еще просить Божьей помощи. Джон Россель выразил нашему министру в Лондоне, барону Бруннову, что, если война неизбежна, то она, по крайней мере, не будет продолжительна. «Я мало верю в легкий успех, — ответил барон. — особенно в борьбе между великими державами, где замешаны вопросы чести. Вы знаете, что Россия не уступает в несчастье».