Особое же внимание было обращено Его Величеством на вопросы, касавшиеся Турецкой империи. Она была близка к падению и нужно было поэтому обеспечить России свободу действий в будущем. Государь поддерживал неприкосновенность Турции и два раза она была спасена Его вмешательством.
Революционное пламя продолжало тлеть под пеплом. В 1848 г. Государю, как блюстителю порядка, успокоителю и умиротворителю, пришлось выступить с особой силой. Революционная анархия поражалась везде, где ей можно было нанести удар. восстание в Валахии было подавлено. Ограждена была неприкосновенность обеих Сицилий от посягательств Великобритании. В Ютландии власть была поддержана от посягательств на нее немецкой демократии. Австрии была предоставлена возможность завоевать обратно Ломбардо-Венецианское королевство. Роль охранителя и умиротворителя «возложена, Государь, на Вас событиями и Провидением», — писал гр. Нессельроде. «Две великие державы Германии прибегали к третейскому суду Вашего Величества». «Поэтому, осмелюсь повторить, положение России и её Монарха никогда еще, с самого 1814 г., не было более славно и могущественно». Таков в главных своих чертах всеподданнейший доклад слуги Его Величества, состарившегося на службе своему отечеству и «своим Государям», как писал гр. Нессельроде.
Рассмотренные нами события вполне подтверждают основные положения доклада.
«Наша умеренность», — сказал однажды Император, — зажмет рты всем нашим клеветникам, а нас самих мирит с нашей совестью». Но и это справедливое ожидание не оправдалось. Запад ненавидел Россию. В либеральной и революционной Европе распространено было воззрение, что Россия является постоянным препятствием прогресса. Царь же, пресекая революции, законно желал ограждения своих польских земель от увлечения общим течением Запада. Если к этому прибавить, что огромное большинство населения Запада вовсе не имело о ней никакого понятия, то легко объяснить ту озлобленность, которая с особой силой сказалась к ней непосредственно перед Крымской войной. «Не могу пересказать вам, как грустно русским в нынешнюю минуту заграницей», — писала 12-го апреля 1854 г. А. Смирнова из Дрездена Погодину. В гостиницах, на торжищах... лишь слышишь одно ругательство, зависть, ненависть к России. Не говорю уже о газетах... всякий лист придает пуд желчи. Настает трудное время России, как кажется, и всему миру. Ликвидация будет, кажется, в огромном размере...». Читавшие газеты того времени, свидетельствуют также о полной изолированности России, которую «буквально изгоняли из Европы». Безыменные французские брошюры делили карту Европы, отнимая у нас Финляндию, Польшу, Крым и Кавказ. Члены английской палаты лордов громко говорили о необходимости прогнать нас не только за Двину, но и за Урал. В немецкой брошюре «Почему мы должны наблюдать нейтралитет» заявлялось, что Балтийская экспедиция предпринята была с чисто истребительной целью...
При указанных условиях Императору Николаю I пришлось решать политическую дилемму. С одной стороны, Он хотел сохранить собственную самостоятельность, а с другой — удовлетворить требования Запада, т. е. «одной рукой Он отстранял Европу от востока, а другой призывал ее на соглашение». Сам Он отказывался от наследства «больного человека», но в то же время решил не допустить перехода его в руки других государств. Стратфорт-Редклиф сказал нашему посланнику в Константинополе (Озерову), что «слишком тесная дружба между Россией и Турцией возбудит столько же подозрений в Европе, сколько и разрыв, который поведет за собой войну». Кроме того, как было согласовать постановления мусульманства с требованиями христиан? Получалось, таким образом, нечто совершенно непримиримое. «Отстаивая сохранение Турции, Европа имела в виду ограждение её именно против России». Покорить же Европу своей воле России более нельзя было.