Все, следовательно, роковым образом вело к войне. Восточный вопрос был поднят. Европейские государства вмешались в дело России с Турцией и при этом каждая из западных держав преследовала исключительно только свои собственные интересы, которые являлись совершенно противоположными интересам России[5]. Согласовать русские и западноевропейские интересы и требования не представлялось никакой возможности. Предоставить Западу решить дело по своему усмотрению также нельзя было. Выходило так: как бы ни действовать, против ли Турции или против Запада, мы неизбежно сталкивались с Европой в Константинополе. Получилось железное кольцо, из которого не было выхода; все было затянуто мертвой петлей! Веллингтон сказал когда-то, что легко было бы решить восточный вопрос, если бы был не один, а два Константинополя. Но в данном случае, восточная дилемма не приводилась к благополучному концу даже и этим остроумным решением. «Все окончится благополучно, если все будут действовать добросовестно», сказал Император Николай Павлович Кастельбажаку. Но в том-то и дело, что о добросовестном решении восточного вопроса никто тогда, кроме Державного правителя России, и не думал.
ФРАНЦИЯ.
Наполеон III мечтал о том, как бы вырвать нравственную гегемонию над Европой из рук Русского Царя, как бы убавить «чрезмерное честолюбие» у этого Короля Королей, уничтожить трактат 20-го ноября 1815 г., которым потомство Наполеона I навеки устранялось от французского престола, как бы возвратить Франции её «естественные границы» и как бы сделаться властелином судеб мира. По словам французского историка, Наполеон III тем не менее «думал гораздо больше о себе, чем о Франции; вовлекая страну в грандиозную войну с Россией, он руководился больше всего своим личным честолюбием».
На французский трон Наполеон взошел по трупам, которыми были покрыты бульвары Парижа. О начале его царствования Франция была извещена «ураганом пуль и картечи». Тем не менее он, не стесняясь возвестил народу, что «Империя — это мир»[6]. Но так как корона шаталась на его голове, а власть, вчера родившаяся и не имевшая корней в стране, конечно, не могла рассчитывать на завтрашний день, то пришлось сейчас же подумать о средствах укрепления этой власти. Наполеон желал царствовать, а для этого нужно было прежде всего удовлетворить национальное самолюбие французов и доставить великой нации волнение битв, славу оружия, владычество в Европе. «Правительство, запрещающее нам удовлетворять наши страсти на трибуне, — сказал Тьер (в разговоре с Сеньором), — должно дать им полный простор на поле сражения. Затруднение будет заключаться не в том, чтобы затеять войну, а в том, чтобы избежать ее». То же самое блестяще предсказал и гр. Нессельроде в начале 1853 года. «Наполеону, — писал он барону Бруннову, — нужна война во что бы-то ни стало, и он ее непременно вызовет». Гр. Нессельроде пошел далее и показал, что наиболее выгодно Наполеону вызвать войну с Россией, так как эта война не потребует всех сил Франции и не коснется её границ. Русский флот легко уничтожить, города по Черному морю можно сжечь, бунтовщикам на Кавказе полезно подать подкрепление. Жертв на все это много не потребуется, а шуму и славы будет достаточно. Вскоре, по его воцарении, из Парижа пошли происки во все стороны. По свету пускалась всякая ложь. Казенным барометром являлась газета «Монитер». Она, конечно, показывала хорошую погоду, хотя воздух давно уже был наполнен электричеством[7] и пахло даже порохом; за туманом её лжи, определенно вырисовывалась фигура истинного «поджигателя» ...
Известно затем, что Император Николай I не согласился признать наследственности титула «Наполеон III», т. е. династической цифры и, кроме того, отказался считать его равным Себе и потому называл его в Своих письмах «Sire et bon ami», a не «Sire et bon frère», как принято между монархами[8]. Письмо Николая Павловича показалось императрице Евгении не только холодным и суровым, но личной обидой и это она успела внушить своему коронованному супругу. Заслуживает внимания маленькая подробность. В 1830 и 1848 гг., когда прусский король думал о демонстрации французской империи, то Император Николай I писал ему: «Необходимо щадить щекотливость французов. Не следует (поэтому) делать военных демонстраций и затевать ссоры из-за титула». А теперь несоблюдение общепринятой формы письма дало Наполеону повод к войне, которая положила конец преобладающей роли России в Европе.
Радуясь тайно возникшему недоразумению, Наполеон официально искусно прикрывался миролюбием. Перед окончательным разрывом, он обратился к Государю собственноручным письмом, взывая к примирению и мудрости. Чтобы все знали о его благих стремлениях, письмо было обнародовано в газетах Франции.
5
С 1774 г. Турция находилась как бы под нашим протекторатом и до 1839 г. мы не давали иностранным державам вмешиваться в турецкие дела.
6
Все его царствование полно было войн: 1853 — 1856 — с Россией, 1859 — с Австрией, 1870 — с Пруссией.
7
Войной на востоке Наполеон хотел утвердить свою новую династью и доставить ей известный престиж либерализма (Грегуар, т. III, стр. 485).
8
К Наполеону отнеслись в Петербурге, как к шляпе, временно занявшей место законной короны, — как выразился Тувенель («Рус. Вести.», 1892 г., январь, стр. 295).