Гном при всем оказался прекрасным рассказчиком и даже в запальчивости положил ей руку на колено, покраснел и осекся. Потом пружинисто вскочил и продолжал. Ася чувствовала себя причастной к секте сумасшедших идеологов Третьего Рейха или Пятого. Про Рим и Вавилон здесь тоже звучало. И все-таки он пришел, потому что ему показалось, что "она вчера так быстро ушла".
— Сколько вам лет? — спросила Ася, чтобы прервать эту речь, зачумленную жуткими подробностями, которые, кажется, касались начала Второй мировой войны.
— Тридцать пять, — радостно ответил Гном. — Столько же было командиру, погибшему под Луцком во имя идиотизма своей Родины и во славу умирающей уже к августу "Барбароссы".
Гурия захохотала. Она представила себе Барбароссу, рыжую всклокоченную бабу, которая тонет в болоте, а корзинка с клюквой стоит на берегу. Баба ругалась матом.
Они выпили пива.
— Скажите мне, Гном, что они ищут, мне до них все равно, но скажите, чтоб я закрыла эту тему, эту улицу, этот город и век? — спросила она, приподняв отпитый бокал.
— Ну-у, — протянул Гном, — они хотят найти людей, виновных в смерти нескольких граждан, которые, в свою очередь, хотели превратить гомо-советикус, в хомо-люденс.
— Вот так мне стало совсем понятно! — покачала головой Гурия. — А ты-то тут причем? — ей было почему-то приятно говорить с этим психом, и она перешла на ты.
— Я пока тут с тобой сижу, — радостно отозвался программист и осклабился не слишком ровными зубами. — И мне тепло и уютно. А на работу только послезавтра, — словоохотливо добавил он.
Вот тут Гурия и вышла в ванную. На нее из зеркала смотрело вчерашнее лицо. "Нужно срочно возвращаться в Москву, — решила она. — Лучше дневным". Она не любила летать. "Черт! Уже время".
Когда она вышла из ванной, мужчина скороговоркой произносил в трубку складную, словно давно перечитанную речь:
— Я лишь с ужасом могу думать о том, что случилось бы, если б советские корпуса "образца 1941 года" действительно перешли бы в наступление и вырвались бы в Европу. Это ж были громоздкие, неуправляемые, перегруженные танками, страдающие от нехватки пехоты и, особенно, от не развернутых служб снабжения, в общем, беда, а не корпуса. Прошу заметить, господин редактор, — в Красной Армии автомашины, в том числе грузовые, не входили в штатную структуру мирного времени. Войска получали автотранспорт только с началом мобилизации, причем сказать, сколько его будет и когда он появится, не мог никто. Да-да, прямо как у нас сегодня. Никто не знает, кого и сколько завтра понадобиться. Проблема логистики бетономешалок в полный рост.
Гном закрыл трубку рукой.
— Прости, милая, воспользовался, вот, твоим телефоном, — и тут же заговорил в трубу снова.
"Ну нахал, — устало решила Гурия. — Вроде, хоть безобидный".
— Тыловые органы застряли бы на советской территории, — разорялся Гном, — наведенные переправы непрерывно атаковались бы с воздуха. Танки оторвались бы от пехоты (которой в корпусах в нужном масштабе просто не было) и остались бы без горючего, смазочных материалов, боеприпасов. Небоевые потери бронетехники превысили бы возможные и невозможные нормативы: вдоль всех обочин Галиции стояли бы брошенные экипажем машины.
— Девушка! Вы же редактор! Вы знаете, где Галиция? Карту посмотрите хорошо. Какую? Я вам пришлю… Так вот, в случае советского наступления на Люблин немецкая 1-я танковая группа в своем естественном движении в направлении Луцка выходила в глубокий тыл подвижных войск Юго- Западного Фронта…
— Что? Хватит вам? Откуда знаю? Да я там был. Лет сколько? Тридцать пять! Да вы не поняли меня. Играл я на этом поле не один раз. Нет, морские люблю больше. Могу написать… но не хочу. Ну, бывайте, госпожа редактор. В прошлый раз вы узнали, где Марна, а теперь — где Галиция. Всё плюс какой-то! — это он сказал уже после гудков.
— Я с детства не выносила таких умников, как ты, — нейтрально произнесла Гурия.