Напыщенный и важный, он был к тому же аккуратистом и щеголем — тонкая ниточка усов и начищенные до зеркального блеска сапоги «бутылочкой». Но в душе всегда был и остался до последних дней трусом.
Интересная запись, раскрывающая истинную суть борца с контрреволюционерами А. Орлова, встретилась мне в протоколе закрытого судебного заседания Военной коллегии Верховного Суда СССР от 18–19 апреля 1947 г. по делу необоснованно обвиненного в совершении ряда преступлений председателя военного трибунала 1-го Дальневосточного фронта, а затем — Приморского военного округа полковника юстиции Ф. Л. Бережного[27].
На вопрос председательствующего по делу генерала Орлова об отводах Бережной ответил:
— Я заявляю отвод генералу Орлову. И вот почему. В период войны, когда я был в Управлении военных трибуналов, то имел с ним нехороший разговор. Мне нужен был заместитель и, когда ему было предложено выехать на фронт, Орлов принес уйму справок о том, что он болен. В связи с этим я заявил ему. что он трус. Об этом же я говорил ему, когда работал в прокуратуре[28].
Отвод Бережного, разумеется, был признан судом необоснованным, а приведенные им мотивы — «провокационно-клеветническими». Истина открылась спустя годы. В протесте по этому делу, подписанном Генеральным прокурором Р. Руденко в январе 1955 года, отмечалось:
«Дело Бережного рассмотрено Военной коллегией с грубым нарушением элементарных требований процессуального закона и прав подсудимого. Подсудимому Бережному было отказано в защите. Необоснованно отклонен мотивированный отвод, заявленный подсудимым председательствующему по делу генерал-майору юстиции тов. Орлову».
Обозвав его трусом, Бережной точно подметил суть этого человека. По воспоминаниям ветеранов военных трибуналов он не только трусливо жил, но и умер от испуга. В одном из подмосковных санаториев его узнал известный и заслуженный генерал, которого Орлов перед войной отправил в лагерь по сфабрикованному обвинению. Генерал в гневе готов был разорвать подлеца на куски. Орлов еле унес ноги и через несколько минут умер от разрыва сердца.
Ульрих скончался в мае 1951 года более достойно. Смерть настигла его, когда он нагнулся за носовым платком, который обронила дама. Гроб с телом единственного в стране генерал-полковника юстиции офицеры-фронтовики, слушатели Военно-юридической академии, в стенах которой Ульрих закончил свою службу, несли на руках от здания академии до Новодевичьего кладбища.
Другие судьи военной коллегии, за исключением погибшего в мае 1942 года Г. Алексеева, тоже умерли своей смертью. Никого из них. в отличие от руководителей НКВД, особых отделов НКО[29] и «Смерша», так и не осудили за необоснованные репрессии. Больше всех «пострадал» И. В. Детистов — в 50-е годы его отстранили от должности, лишили воинского звания и исключили из партии[30].
Вместе с тем, надо сказать, что в системе военных трибуналов служили в те годы не только судьи, подобные Ульриху и Орлову. Никогда не соглашусь с теми авторами, которые находят достаточные основания для огульного очернительства всей деятельности военной юстиции в годы войны и представляют всех судей слепыми исполнителями чужой воли либо, наоборот, списывают все допущенные ошибки на войну. Не спорю, война существенно увеличила силу прессового давления на правосудие, деформированное еще до ее начала. Она привела к тому, что не только на полях сражений, но и в судебных залах цена человеческой жизни резко упала. Ужесточение законов, упрощение судебной процедуры, усиление зависимости от командования, бесспорно, снижали диапазон судейского усмотрения. Кому-то действительно это облегчало работу. Но эти же чрезвычайные меры значительно осложняли деятельность тех людей, которые оставались судьями в подлинном смысле этого слова. И мы предоставим читателю возможность убедиться в этом. Будем помнить, что такие судьи тоже были. Отдадим должное их мужеству. Они делали свою работу в невероятно тяжелых условиях. И не запятнали при этом своей совести.
К этому надо добавить, что многие достойные представители военно-судебного ведомства перед войной были репрессированы за то, что отважились протестовать против произвола и «смазывать» дела на «врагов народа», спасая их от эшафота. О них. занимавшихся «вредительством в области судебной политики» автором написана отдельная книга[31]. Здесь же мы отметим, что такие судьи были и в годы Великой Отечественной войны. Оправдательные приговоры трибуналов по сфабрикованным контрреволюционным делам, как правило, вызывали жесткую и крайне болезненную реакцию со стороны сотрудников особых отделов, а позже — «Смерша». Таким военным судьям по инициативе военных контрразведчиков объявлялись взыскания и устраивались спецпроверки на политическую благонадежность. Их имена в лучшем случае фигурировали в грозных ведомственных приказах и директивах с грифом «сов. секретно». А в худшем — судьи оказывались сами по ту сторону судебного барьера.
27
О деле Ф. Бережного подробно рассказано в книге — Звягинцев В. Е… Муранов А. И. Досье на маршала. М. Андреевский флаг. 1996.
28
Материалы судебного производства по делу Бережного № 28808. архив военной коллегии, оп. 11. д. 133. 140
29
Руководителей Особых отделов судили даже в годы войны. Например, начальник 3 Управления Наркомата ВМФ А. И. Петров был осужден 13 января 1943 года Особым совещанием при НКВД СССР по ст. 193—17. п. «а» УК РСФСР на 3 года лагерей за «преступную практику применения извращенных методов ведения следствия (избиение арестованных, вымогательство вымышленных показаний) и искусственное заведение дел об антисоветских организациях».
30
Кроме Детистова. были лишены генеральских званий и исключены из партии И. О. Матулевич и И. М. Зарянов. работавшие в ВК до войны и после ее окончания.