В республике — предвыборная кампания. Граждан, в том числе с помощью оружия, призывают голосовать за Рахмонова. В начале ноября Эмомали Рахмонов избирается президентом Таджикистана. Перед этим в конце октябре в Исламабаде вновь возобновляются переговоры. В очередной раз подписывается соглашение о прекращении огня, которое не выполняет ни одна из сторон. При этом время от времени мелкие стычки превращаются в полномасштабные боевые столкновения. Так проходит весь 1994 год.
Так проходит и 1995 год. Сражаются против оппозиции — в основном, на юге, особенно в Тавильдаре, где в ход идут танки и авиация. Сражаются между собой в бывших Кулябской и Курган-Тюбинской областях — ныне объединенных в Хатлонскую. По-прежнему очень напряженной остается обстановка на афгано-таджикской границе. Положение усугубляется голодом и, по сути, развалом всей экономики страны. 1995 год — год эпидемии дифтерии.
Четвертый раунд переговоров в Алма-Ате продлевает соглашение о прекращении огня. Пятый раунд в декабре 1995 года прерывается в самом начале и переносится на следующий год.
1996 год не приносит ничего нового. Вновь взрывается Тавильдара. И, наконец, 1997 год. Переговоры. Шестая, седьмая и восьмая встречи проходят с февраля по май в Тегеране, Мешхеде, Москве и Бишкеке. Март — подписан «Протокол по военным проблемам», включающий разоружение оппозиции. Апрель — подписан «Протокол по политическим вопросам». 27 июня — подписано «Общее соглашение об установлении мира и национального согласия в Таджикистане».
Этот день — дата официального завершения гражданской войны.
Личные впечатления
Мой рассказ будет про две недели в конце февраля — начале марта 1993 года, когда я оказался участником того, что называется вторым захватом Гарма.
Почему я хочу рассказать только про эти дни, а не про всё, что видел, начиная с 1991 года, а если еще точнее — с 1989, когда в Душанбе были первые беспорядки?
Потому что это был первый и единственный раз, когда я участвовал в войне в составе армии.
Потому что если ты не вооружен и за тобой не стоят другие люди с оружием, то жизнь во время гражданской войны от обычной жизни не отличается. Просто это ее сложный и коварный вариант. Синкопированная жизнь, к которой привыкаешь.
Первый штурм Гарма закончился, как уже написано выше, уничтожением всех 119 человек, которые участвовали в десанте. Это официальная версия. Но в травматологическое отделение самой большой республиканской больницы был доставлен человек с ранением ноги — единственный везучий десантник. Это другая, неофициальная версия.
Я работал в этой больнице врачом в реанимации, и, естественно, мне не составляло труда пройтись в травматологию и все узнать на месте. Посмотреть на раненого, может быть, даже поговорить с ним. И я даже предпринял такую попытку.
У гражданской войны есть исключительная особенность — особая мифологизированность событий. Слухи и домыслы возникают так настойчиво, что даже то, что видел сам, приобретает какую-то весьма зыбкую ценность. Невозможно становится утверждать, что все было именно так, а не иначе. Вероятно, дело тут в некой творческой составляющей восприятия каждого отдельного человека под воздействием сильных эмоций.
Словом, я не уверен, что видел именно последнего десантника — хотя раненый, конечно, был. С подвешенной ногой в гипсе. Была охрана, несколько человек с автоматами — предполагалось, что «не наши» врачи могут его отравить… Как тут мог помочь автомат Калашникова? Логика тех дней говорила, что может. Увидев охрану, подходить я раздумал.
Вся история первой попытки захвата столицы Каратегина для меня, тогда душанбинского горожанина, как и для моих друзей и знакомых, была окрашена самыми яркими цветами. Этому было несколько причин.
Первая — инерционная. Душанбе уже несколько месяцев был в руках боевиков Народного фронта, которые воспринимались как «свои», и, следовательно, нормальная власть была как бы восстановлена. «Чужие», исламисты и боевики-демократы — название, которое сейчас кажется довольно смешным, — отступали, их гнали. Нам это казалось справедливым. Мы — если использовать терминологию Гражданской войны 1918—21 годов — были «белыми», сторонниками прежнего режима. Мы были реакционерами, нас не радовало религиозное возрождение.
Вторая причина — историко-художественная. Враг отбит от наших ворот, ожесточенно огрызаясь, он отступает. Последний удар, красное знамя полощется, солнце встает. Аналогия была, конечно, неполной, и Гарм Берлином не был, однако картина вроде складывалась узнаваемой. То есть почему-то верилось, что когда Гарм будет взят — все как-то вдруг завершится.