Выбрать главу

– Не-е-ет! – завыла она. – Не надо! Умоляю! Не трогай меня!

– Не бойся, больше пальцем не трону, – пообещал он. – Эй, принесите кнут.

Мальчик, которого все звали Мило, опять спросил, можно ли войти в Той. Опять Рин ответил, что нельзя, и предупредил об опасности несанкционированного доступа. Он увидел в глазах Мило искорки недоверия; Мило все больше надоедал ему и тревожил, Рин постоянно предпринимал попытки узнать побольше об этом нахальном подростке, но разговор странным образом чаще вращался вокруг него самого.

Они сидели в просторной столовой с окном во всю стену. Вернее, сидели они с Джен, а Мило, которому не хватило места за столиком, как заведенный ходил из угла в угол, иногда на короткое время присаживаясь на диван. Столик обслуживала пара молчаливых мужчин с очень мягкими манерами. Хотя один из них исподтишка бросал на Рина враждебные взгляды. Кроме присутствующих, на корабле, по-видимому, не было ни одной живой души. Не слишком ли много места для пятерых?

Рин рассказывал Джен и Мило о своей жизни на Шангри Ла. Мило пришел в восторг.

– Невероятно! Антарктическая станция выжила! И даже способна производить новые летательные аппараты! Неужели ее совсем не коснулся общий упадок?

– Увы, коснулся, – сказал Рин. – Я говорю не о технологии производства, а о социальных отношениях. Хотя, конечно, элои со мной не согласятся. Они бы сказали, что, наоборот, у них расцвет, апогей, высшая точка развития цивилизации.

– Элои? – заинтересованно протянула Джен.

Рин постарался объяснить, кто такие элои. Джен недоуменно пожала плечами, а Мило пришел еще в больший восторг.

– Ну надо же! Все правильно! Так и должно было случиться! Я так и думал! Это логический конец генетической революции!

Он подпрыгнул и еще быстрее забегал взад-вперед.

– Человеческое право на стремление к счастью реализовалось полностью и окончательно! Раньше о таком даже не мечтали!

– Мило, что ты такое говоришь?

– Я снова пытаюсь объяснить тебе элементарнейшие вещи. Сколько я уже бьюсь с тобой, ты все никак понять не можешь! Ну, то есть, точнее сказать, не «я» бьюсь, а мое другое «я» пыталось втолковать тебе…

Рин удивленно поднял брови и посмотрел на мальчика, который яростно чесал свою лысину. Что это еще за «мое другое „я“? Но, впрочем, лысый вундеркинд не смог надолго задержать его внимание. Рин отвернулся и снова стал смотреть во все глаза на женщину. С каждой минутой его восхищение росло. И не только восхищение, но и какое-то новое чувство, не похожее на сладкую истому, овладевавшую им при взгляде на Андреа… Он сознавал, что смущает женщину своим поведением, но ничего не мог с собой поделать. К тому же ему показалось, что в глазах женщины тоже вспыхнул огонек интереса.

– Все началось на заре двадцать первого века. Серия научных открытий в самых разных областях науки привела наиболее интеллектуально честных ученых к определенного рода выводам, подтверждающим теорию биологического детерминизма! – продолжал Мило, не обращая внимание на слушателей, которым было в общем-то не до него. – Конечно, биологический детерминизм вызвал бешеное сопротивление последователей почти всех религиозных и политических учений, ибо краеугольным камнем большинства из них была пресловутая «свобода воли». Но какая может быть свобода воли, спрошу я вас, если в свете новых твердо установленных фактов мы можем сказать, что эмоции – это всего лишь генетически обусловленные химические реакции! Если есть в структуре ДНК известный ген – значит человек склонен к депрессии в тяжелой форме, если нет – значит принадлежит к большинству. Даже половое влечение, так называемая любовь – всего лишь химическое соединение с известной формулой, реагирующее с нейронами головного мозга!

Рин недовольно поморщился, когда Мило повысил голос. Он про себя пожелал говоруну провалиться сквозь землю и оставить, наконец, их в покое.

– То есть, – продолжал оратор менторским тоном, – мозг любого нормального человека все время находится под действием природных, вырабатываемых собственным организмом химикатов, как и мозг последнего наркомана! Некоторые природные вещества вызывают оптимизм и ощущение счастья. Они очень важны. Эти вещества нужны для выживания и самозащиты. Оптимизм органически присущ человеку. Даже до курьезов. Вам, разумеется, известно, что безнадежные больные перестают адекватно воспринимать действительность и абсолютно все новые симптомы истолковывают в свою пользу? Любовь, кстати, тоже дает искаженную картину мира, не правда ли, Робин из Шервудского леса?

– А? Что?

– Ну разумеется, все считают, что именно их картина мира самая правильная, но как это проверить с объективной точки зрения? Я сразу скажу, что невозможно человеку отрешиться от субъективности. Хотя в теперешних условиях, конечно, те, у кого присутствует депрессивный ген, очень близки к тому, чтобы познать действительность без прикрас, как она есть сама по себе. Но, увы, такие не выживают, ибо взглянувший в глаза истине кончает жизнь самоубийством. «Правда убивает», – говорили древние.

Мило цинично улыбнулся.

– То, что мы называем «свободой воли», – всего лишь случайные изменения концентрации реактивов, и больше ничего. Случайные изменения вызываются случайными причинами. Луч заходящего солнца навевает грусть, а начальная стадия полового вожделения сопровождается потерей аппетита, – сказал Мило, ехидно улыбаясь и со значением глядя в нетронутую тарелку Робина.

Рин смутился.

– Извини за нескромный вопрос, – сказал Рин, чтобы скрыть смущение, – я никак не могу взять в толк, что ты сам из себя представляешь. Кто ты такой?

Джен опередила Мило. Она сказала такое, от чего волосы на голове у Рина встали дыбом.

– Это отец моего ребенка и убийца моего ребенка. А также один из виновников гибели человечества! – сурово добавила она.

Глава 15

Герцог дю Люка сидел, низко опустив голову, в затемненной комнате около кровати. Непоправимое горе сжимало ему сердце холодной рукой.

– Доченька… прости меня… я не хотел… так получилось… прости… Ну скажи хоть что-нибудь!

Но Андреа молчала, демонстративно глядя в сторону.

– Андреа, прошу тебя…

Он с усилием поднял глаза и тут же поспешно опустил их.

– Кнут… Это все проклятый кнут… Я никогда не умел как следует с ним обращаться… Кнут был старый… Ты же знаешь, сам бы я никогда… Ну, Андреа, ну скажи хоть одно слово!

Он бился целый час, стараясь смягчить сердце дочери, но так ничего и не добился.

Едва он успел выйти, как появился другой посетитель. Это был ее брат, принц Дарси. Одевавшийся с некоторых пор только в черное, он молча постоял немного у кровати, разглядывая сестру. Потом его губы нервно дернулись – это он попытался улыбнуться.

– Мы теперь с тобой славная парочка. Наследники престола – инвалиды. Я – без руки, ты – без глаза, – сказал он, глядя на свою безжизненно висевшую на привязи правую руку.

– Уйди, Дарси! – с трудом сказала принцесса. Ей было трудно двигать разбитыми губами. – Оставь меня!

– Не торопись, сестрица, я тебя долго не задержу. Давай сначала поговорим о виновнике наших несчастий… твоем обожаемом Робине!

У нее гневно расширился единственный оставшийся невредимым глаз.

– Больше никогда… – прошипела она, – не упоминай при мне… этого имени!

– Да-да, конечно, Андреа, я отлично понимаю твои чувства. И хочу отомстить обидчику! Навозный червь посмел оскорбить нашу фамильную честь! Обманул тебя, отца! Из-за него мы теперь уроды! Но отец трусит. Он бежит от борьбы. С каждой минутой мы удаляемся от мерзавца, испоганившего нашу жизнь!

Андреа, вся дрожа, прохрипела:

– Я… отдам… все! Только бы заполучить его… в свои руки… на минуту! Нет! Мне хватит и полминуты!.. Но что мы можем сделать? Герцог не меняет решений без важных причин.