— Идет. Назначаем для встречи полночь.
— Добро. А до тех пор — по койкам!
Отвратительный характер повешенных
В полночь друзья встретились в кают-компании, поднялись на верхнюю палубу и по продольному мостику направились к фок-мачте, где висели Витема и его первый офицер. По пути Найденов окликнул вахтенного начальника.
— Не прикажете ли вы двум-трем людям помочь нам снять трупы повешенных? Не стоит оставлять их здесь до утра.
Норвежец отдал необходимые распоряжения голосом, по которому легко было понять, что он только что очнулся от дремоты. В сопровождении боцмана и двух матросов друзья пошли по продольному мостику к носу корабля. Дошли до фок-мачты. Но как ни всматривались они в темноту, — разглядеть труп Витемы им не удавалось.
— По-видимому, предыдущая вахта сняла, — сказал Житков.
— Нет, херре Житков, — сказал вахтенный. — Я как раз спрашивал об этом боцмана при смене. Он сказал, что одного-то сняли, а «самого» оставили мне.
— Не сам же Витема сошел с рея, — рассердился Найденов. — Пойдите к вахтенному начальнику и узнайте, где труп.
— Понимаю, херре пастор. Сейчас же спрошу.
Пришел вахтенный помощник.
— Я только что ходил к первому помощнику. Он и не думал снимать труп: уверяет, что перед самой сменой видел его на рее.
— Что за история! — рассердился Найденов. — Сейчас мы узнаем, кто это сделал.
Он быстро спустился с мостика и побежал к Лунду. Но и Лунд ничего не знал. Не имел об этом представления и Йенсен. Подняли на ноги обе нижние вахты, опросили всех. Никто и близко не подходил к повешенным.
Найденов посветил фонариком на свисающий с носа конец троса: он был срезан.
— Значит, здесь остался кто-то из шайки Витемы. Нужно сейчас же обыскать корабль!
Все занялись поисками. Осмотрели все закоулки, но не обнаружили даже намека на тайник, где мог бы скрыться человек.
— И тем не менее я не верю в чудеса! — воскликнул Найденов.
— Хотя по твоему пасторскому званию именно тебе, а не мне следовало бы в них верить. Что касается меня, то я начинаю, кажется, верить… У повешенных бывает странный характер.
Друзья спустились в салон. По дороге они запаслись инструментом. Найденов взламывал массивный стол Витемы, когда в салон вошел взволнованный Лунд.
— Витема ушел на четверке с подвесным мотором, — сказал норвежец.
— Витема или труп повешенного Витемы? — спросил Житков.
Найденов провел рукой по лицу.
— Это действительно становится похоже на фантастический роман.
— Нет, это доказывает только, что таких, как Витема, мало вешать. Даже когда они болтаются в петле, всаживать следует пулю.
— По-видимому, ты прав, — произнес Найденов и опустился на диван.
Сильный толчок сбросил его на пол. Кресло, в котором сидел Житков, выскочило из крепления. Весь корпус «Черного орла» содрогнулся от взрыва.
Найденов бросился к переговорному.
— На мостике! Что случилось?
Никто не ответил. На верхней палубе были слышны шаги бегущих людей. В салон вбежал Лунд.
— Цистерна с топливом горит. Взрывом вырван кусок обшивки в ахтерпике!
— Помпы?
— Вода поступает быстрее, чем успевают откачивать помпы.
— Как вы думаете, — живо спросил Житков, — сколько времени эта коробка может еще продержаться на плаву?
— Не больше суток, — сказал Лунд.
— Сутки? — Житков повернулся на каблуке и щелкнул пальцами. — За сутки, знаете, что можно сделать?!
— Утонуть двадцать четыре раза, — хмуро пробормотал шкипер.
— Утонуть можно и все сорок восемь раз, — отрезал Найденов. — Но можно сочинить кое-что другое. Всех наверх!
С этими словами все трое бросились наверх. Навстречу им бежал Йенсен.
— Эй, шкипер! — крикнул Нордаль. — Мы осмотрели шлюпки. У всех продырявлены днища…
Последний рейд «Черного орла»
Начальник поста береговой стражи оккупационных войск в Норвегии, штурмфюрер штандарта СС «Мертвая голова» Пауль Минкнер протянул руку к телефону. Звонок настойчиво дробил ночной полумрак комнаты. Минкнер был зол. И без этого звонка его сон был не слишком спокоен. Его нервировали светлые ночи. В этой стране все было не по вкусу Минкнеру: высокие и крутые горы, студеное море, мужчины, открыто ненавидящие немцев, женщины, отвергающие ухаживание даже офицеров СС. Из-за всего этого Пауль Минкнер часто пребывал в состоянии раздражения. Не было ничего удивительного, что он и сейчас сердито рявкнул в трубку: