— Эй, Мейнеш!
— Да, капитан! — откликнулся Мейнеш и, шаркая тяжелыми сапогами, пошел к мостику.
Глан слышал, как стучали его каблуки о медную оковку трапа. В светлом квадрате двери еще некоторое время вырисовывалась худая фигура Витемы. Когда Мейнеш поднялся к нему, капитан притворил дверь. Он сказал так тихо, что никто, кроме Мейнеша, не мог его слышать:
— Где эта старая треска — Глан?
— На палубе, сударь, — понижая голос, в тон Витеме, ответил Мейнеш. — Я думаю, куда его поместить, чтобы вам удобно было заниматься его лечением…
Витема рассмеялся. Он приблизил губы к самому уху боцмана и что-то прошептал. Потом немного громче закончил:
— Смотри же, чтобы ни один норвежец не пронюхал об этом… Лучше всего проделай это без помощи матросов. У тебя еще хватит силы справиться с раненым?
Мейнеш только крякнул. Рука Витемы легла на его плечо.
— Возьмешь пару колосников и конец покрепче. Пятнадцать минут на то, чтобы этой старой падали не было на «Марте». Понял?
— Да, капитан.
Голос Мейнеша звучал еще более хрипло, чем обычно.
— Скажешь моему буфетчику, чтобы выдал тебе бутылку коньяку.
— Предпочитаю голландский джин, капитан.
— Я всегда завидовал твоим нервам. Ну, иди…
Мелькнул освещенный квадрат отворенной двери, и Витема скрылся в рубке. Мейнеш не спеша спустился на палубу.
Сначала он было направился к неподвижно сидящему Глану, но потом повернул в другую сторону. Долго возился у ящика с такелажным имуществом. Звонко прозвучал удар топора, обрубающего трос. Мейнеш мурлыкал что-то себе под нос.
…Ровно через пятнадцать минут послышался осторожный стук в дверь капитанской каюты.
Витема оторвался от книги.
— Да!..
В каюту на цыпочках вошел Мейнеш и вытянулся у двери. Витема вопросительно поглядел на него. По-видимому, взгляд боцмана сказал ему больше, чем могли бы сказать слова. Витема подошел к столику около койки и, налив из стоящей там бутылки стакан коньяку, протянул Мейнешу. Тот крякнул и медленно выцедил золотистую жидкость.
Пленные проявляют покорность
Вечером, когда Найденов уже лежал в койке, караульный матрос втолкнул к нему в каюту Йенсена.
— Здесь ты и будешь помещаться, — сказал матрос.
Даже тут, снова увидев друг друга, ни Найденов, ни Йенсен не подали вида, что знакомы.
— Кто разрешил поместить его ко мне? — сердито спросил Найденов.
— Боцман Мейнеш, — последовал ответ матроса.
И лишь когда корабль погрузился в сон, Найденов и Йенсен шепотом рассказали друг другу обо всем, что произошло с ними со времени расставания.
— …И вот, — закончил свой рассказ Нордаль, — случилось худшее: нам предстоит путешествие в Германию. Я не верю тому, что нас выкинут за борт!
Найденов покачал головой.
— Вы плохо знаете Витему. Жизнь обеспечена лишь тем, кто согласится работать в его команде.
— Никто не согласится покупать жизнь ценой позора!
— Вы чертовски легко примиряетесь с наиболее простыми вариантами, — рассердился Найденов.
В голосе Нордаля послышалась усталость:
— Что касается меня, то я не вижу отсюда другого пути, как только… за борт вниз головой.
— На крайний случай и это было бы выходом. Но не раньше, чем испробуем кое-что иное. Пока нас тут было двое, сила была на их стороне. Теперь нас много. Неужели же мы подчинимся воле разбойников? Если шестеро из нас войдут в их ряды, это равносильно тому, что у них выбыло двенадцать.
— Пожалуй, справедливо, — встрепенулся Йенсен. — А что, если среди нас найдется не шесть, а двенадцать «предателей».
— Вот! Наконец-то вы поняли меня! Важно тянуть время. Чем больше времени будет в нашем распоряжении, тем лучше мы подготовимся. Пример «предательства» покажете вы…
Шаркающие шаги послышались за дверью. Замерли у каюты. Найденов и Нордаль настороженно смолкли. Вошел Мейнеш. Испытующе поглядел на одного, на другого. Не спеша достал трубку и старательно набил. Найденову показалось, что Мейнеш хочет что-то сказать. Но боцман раскурил трубку, прижал загоревшийся табак заскорузлым черным пальцем и, удовлетворенно хмыкнув себе под нос, вышел. Его шаги замерли в конце коридора.
— Вот кого нужно убрать, если мы хотим добиться успеха, — проговорил Йенсен.
Житкову, помещавшемуся в корме — вдали от Найденова, не спалось. Не давала покоя мысль об Элли. Ворочаясь с боку на бок, он тихо переговаривался с Фальком, лежавшим на диване, слишком коротком для его большого роста. Впрочем, только одна нога доцента свешивалась за валик. Его протез утонул, и Фальк с трудом передвигался при помощи палки, неловко подпрыгивая на единственной ноге.