- Маленький педик, - пробурчал насильник, отнимая у Шерлока украденный им в процессе ремень, единственное, что можно было увести. Ремень – уже практически оружие. – Воришка.
Он улыбнулся, сел, сложил ремень пополам и всыпал пленнику пару горячих по заднице. От возбуждения не осталось и следа.
Холод, начавший пробирать Шерлока, едва тёплое тело отстранилось, тут же усилился. Охранник поправил одежду и ушёл, пнув Холмса напоследок для порядка. Свет снова погас.
До утра Шерлока оставили в покое, и он стал готовиться к очередному побегу обполз комнату, нашарил торчащую из остатков плинтуса кривую шляпку гвоздя и перетёр об неё верёвки. Из обрывков он собирался соорудить видимость пут, а ещё, разумеется, верёвка в умелых руках – достаточно опасное оружие.
Шерлок думал, что к рассвету вряд ли сумеет убить человека голыми руками, последние силы уходили на борьбу с холодом. Кутаясь в матрац, как мог, и весь дрожа, Шерлок не мог заснуть. Согревший его было, пока он боролся с верёвками, адреналин схлынул. Сырость пробирала до костей. Да ещё сосредоточиться не удавалось, липкие прикосновения мелкого уголовника (вот же пёстрая подобралась компания!) словно заново проступили по всему телу и зудели. Ныли царапины, ныли синяки, тошнотворно ныла задница, разбитый нос окончательно распух и отёк, вынуждая дышать ртом. Шерлок сорвал пластырь – только сейчас про него вспомнил – и глубоко, судорожно вдохнул.
Время тянулось бесконечно.
Наконец в замке завозился ключ, и Шерлок, вымотанный холодом и бессонницей, очнулся от навалившейся одури и осторожно потянулся, пытаясь восстановить кровообращение в застывших ногах и руках. Притерпевшееся тело снова затрясло, когда холод пробрался в места, худо-бедно прикрытые матрацем.
В комнату ввалилось сразу несколько человек, и Шерлок застонал сквозь зубы. Это был очередной провал. Но сдаваться без боя Шерлок не собирался, он пытался использовать даже мизерный шанс, подкатился под ноги одному, швырнул матрасом в другого, хлестнул верёвкой по глазам третьего, но в дверях налетел на чей-то кулак и был отброшен чуть ли не к противоположной стене.
Пара пинков, чей-то ботинок между лопаток… Теперь его скрутили основательно, верёвка болезненно впивалась в тело. Связанного, но продолжающего извиваться Шерлока потащили вчетвером, снова заклеив рот, едва он попытался кусаться. Резкая боль пронзила клык, видимо, сломанный или выбитый при ударе.
Пленника приволокли всё в ту же «съёмочную» комнату с зелёным флагом. Со стола, раньше заваленного наркотиками, оружием и деньгами, теперь сгребли остатки вчерашней еды. От запаха Шерлока замутило, захотелось пить или хотя бы прополоскать рот, чтобы смыть противный сальный запах и вкус. Вместо этого он оказался распяленным на столе, привязанным, несмотря на сопротивление, беззащитным, доступным.
- Нам посоветовали сделать кое-что на всякий случай, - шепнул, склоняясь к уху Шерлока, Даффс. – Сейчас ты наговоришь нам два текста. Первый – вчерашний, с просьбами к брату. Второй – о том, что ты осознал всю мерзость своих заблуждений, был недостоин иного отношения, виноват вместе со всем западным миром, проклинаешь королеву и правительство, отказываешься от брата, принял ислам, - тут Шерлок фыркнул, Даффс был ярым католиком. – Ты скажешь, что ты теперь наш.
Стокгольмский синдром, подумал Шерлок.
- Иначе мы, - ещё один мужчина в камуфляже (около сорока лет, курит, атеист, разведён, неаккуратен), взялся за слипшиеся от крови и грязи волосы пленника, приподнял и повернул его голову туда-сюда, показывая с десяток собравшихся, - мы будем драть тебя на этом столе, пока не запросишь пощады.
Воспоминания минувшей ночи комом подкатили к горлу.
Один из мучителей сорвал пластырь, и Шерлок, на миг прикрыв глаза от боли в потревоженном зубе, выдохнул
- Нет!
Бог с ней, со всей остальной чушью, но как бы ни были сложны и запутаны его отношения с братом, отрекаться от Майкрофта он не собирался.
- Конечно, наша маленькая шлюшка от такого удовольствия не откажется, - на спину Шерлоку опустились две небольших картонных коробки. Судя по ощущениям, Даффс потянул из одной салфетки. Миг спустя холодная и влажная салфетка прошлась по члену Шерлока, по ложбинке между ягодиц. – Тяните жребий, парни!
Шерлок вспоминал потом, что в тот момент очень хотел жить. Он серьёзно рассчитывал найти всех этих людей, запретил себе отключаться от происходящего, пытаясь превзойти самого себя в выжимании мелочей из реальности. Глаза ему завязали, оставались ещё слух, обоняние, осязание, дать себя попробовать на вкус насильники не решились, памятуя о буйном нраве пленника. Он запоминал прикосновения чужих рук (род занятий, характер и не только), чужих наваливающихся тел (рост, комплекция и не только), от которых трясло и хотелось выпрыгнуть из собственной кожи, Шерлок ненавидел чужие прикосновения и так далеко позволял заходить только брату. Разумеется, он не собирался проводить опознание по тому, как чувствуется тот или иной член в его заднице.
Некоторые из мучителей давали себя запомнить, возвращаясь снова и снова, в том числе и вчерашний охранник, а некоторым, робко присоединившимся после очередного круга, хватило и одного раза. Некоторые и вовсе не подошли. Даффс – Шерлок ещё помнил ощущения драки с ним и пальцы на горле – лишь стоял рядом и распоряжался действом, здесь он был главный, но кто-то был и над ним, кто-то, объединивший всю эту разношёрстную компанию левые студенты, опытный террорист-одиночка, несколько уголовных типов, отрабатывающий должник, чьё место было не намного лучше шерлоковского… Одетые в одинаковый камуфляж и маски, чтобы не быть узнанными… в том числе и друг другом…
Эта мысль пронзила его, как молния, как резкая боль.
Но и настоящей боли было предостаточно.
«Охранник» трахал Шерлока медленно, с оттяжкой, хозяйски похлопывал по заднице, оглаживал бока. Вбивался неторопливо и равномерно, словно знал, что успеет сегодня не раз и не два. При этом не выпускал из зубов сигарету, и ронял пепел на спину пленника, слегка обжигая нежную кожу. Он не был жесток, но был ненасытен, возможно, в обычной жизни не пользовался успехом, Шерлок предположил физическое уродство, заметное, скорее всего, на лице.
«Слесарь» (мозг перевёл тактильные ощущения в зрительные, характерные мозоли на руках, возможно, взломщик или медвежатник, сидел, с севера, плохие зубы…), напротив, с садистским удовольствием засовывал в Шерлока ненормальных размеров член, стараясь войти целиком, глубже, сильнее. Распознавая его по шагам, Шерлок уже сжимался, как сжимался в ответ на каждый болезненный толчок, делая только хуже. Ему казалось, что его насаживают на кол, не помогали закушенные губы, сквозь них прорывался крик, когда огромные, сильные руки (сам небольшого роста, кажется, горбат…) дёргали бёдра жертвы на себя, а потом резкий удар вколачивал в острый край стола, а внутри всё как будто рвалось с треском. Ко всему прочему «Слесарю» нравилось пускать в ход ногти и зубы, он исцарапал Шерлоку спину, искусал шею и плечи, пару раз приложил его лицом об стол, потревожив вчерашние синяки и ссадины.
«Должнику» приказали подойти, у него долго не получалось, член падал, «Должник» пыхтел (одышка, полнота, астма, сердце, гладкие руки, сидячая бумажная работа…), теребил член, пытался втолкнуть его в Шерлока. Ему пригрозили, что ляжет сам, напугав ещё больше, и по приказу Даффса «Должник» начал трахать пленника пальцами, второй рукой дёргая себя отчаянными рывками, сердито всхлипывая. Наконец ему удалось вставить, он заёрзал, проходясь по горевшим огнём свежим трещинам, и кончил – чуть ли не со слезами, закусив губу.
Кто-нибудь из студентов подскакивал, торопливо, не задумываясь, засаживал, словно справляя нужду, и снова возвращался «Охранник», или «Слесарь», или ещё кто-нибудь из тех же бывалых, и Шерлок не выдерживал, вскрикивал, а Даффс, видимо, снимавший всё это на камеру, приговаривал