— Или с мышеловкой, — усмехнулся Гоша. — Для усугубления театральности.
И друзья засмеялись. Тихонько, сдержанно — чтобы не нарушить суровую и мужественную атмосферу тира.
Этот оборудованный по последнему слову техники тир принадлежал какому–то приятелю Анатолия Борисовича Веселова, отчима Гоши. Обустроен тир был в помещении бывшего бомбоубежища на Ленинском проспекте, недалеко от Центрального Дома Туриста.
Благодаря Толику Гоша с Лёвкой обзавелись постоянными абонементами, а близость тира к дому позволяла друзьям использовать абонементы на полную катушку. В последнее время они едва ли не каждый вечер буквально на полчасика заскакивали сюда. И делали заметные успехи.
Лёвка называл это полезное во всех отношениях развлечение «интенсивной терапией». А Гоше просто нравилось стрелять. Как по неподвижным так, и в особенности, по движущимся мишеням.
Начинали обычно с «макарова» и «стечкина», заканчивали же полновесными очередями из «узи» и «калашникова».
На более мощную технику вроде пулемётов и огнемётов тир рассчитан, к сожалению, не был. Но попрактиковаться во владении более мощным оружием им обещали в любое удобное время на подмосковном полигоне. Только как–то руки, ноги и колёса туда пока не доходили. Погода была слишком, что ли, хорошей? Ведь стрелять на полигоне, как известно, приятнее всего в слякоть. А чтобы с неба — ветер и дождь, переходящий в снег. Это — по–мужски.
Особый кайф и остроту стрелковым занятиям придавал момент соревновательности между вечными друзьями–соперниками. Гоша стрелял более метко, зато Лёвка — быстрее. Результат, в итоге получался примерно одинаковым, хотя Лёвка и утверждал, что его манера гораздо более убедительна.
— В чрезвычайных обстоятельствах я дам тебе сто очков вперёд, — важно заявил Лёвка, выпуская пули из своего «макарова» едва ли не как из пулемёта. Сегодня он чувствовал себя прямо снайпером.
— Ну конечно, — усмехнулся Гоша, — у тебя ж половина вовсе в молоко уходит.
— Ага! А если на время? Давай?! Удар, ещё удар!
— Ну, давай, — пожал плечами Гоша.
— Тогда так. У каждого — по две обоймы. Времени — ровно минута. Засечёшь, Иваныч? — обернулся он к инструктору, заодно бывшему здесь и хранителем стволов и боезапаса. Иваныч, усмехнувшись в жидкие усы, кивнул.
Тра–та–та! Тах–тах! Тра–та–та! Тах–тах!
Все трое, сняв защитные наушники, отправились подводить итоги. Результат был налицо. Лёвка успел расстрелять обе свои обоймы, зато попал в мишень, исполненную в виде человеческой полуфигуры, всего семь раз. Гоша же, ограничившись одной обоймой, семь из восьми пуль положил как надо. Вышла вроде бы как боевая ничья.
— Ну, а я что говорил? — нелогично обрадовался Лёвка. — С тебя коньяк, Сид!
— О кей, — легко согласился Гоша, — а с тебя — закуска. И учти, я предпочитаю икру. Чёрную, а не баклажанную, — уточнил он.
Глава третья. Клюв на отсечение
6 сентября 1997 года, 06.00
Бивис, как и положено старшему брату, умер первым. Баттхед спустя мгновение — ровно столько понадобилось второй бесшумной пуле, чтобы нагнать первую. Они упали рядом, на гравиевую дорожку. Мощные лапы, устремлённые вперёд, на врага, беспомощно зарылись в мелкие, влажные от утренней росы камешки. С оскаленных глянцево–чёрных морд скатились кровавые капли слюны, и гравий окрасился в цвет вчерашнего заката, предвещавшего славный осенний денёк.
Убитые в бою, на боевом дежурстве, братья–ротвейлеры наверняка попали в рай. Собачий, естественно, рай, о котором столько небылиц рассказывают бывалые псы. Якобы в том раю на каждом кусту растёт по сахарной косточке, а повязать понравившуюся суку можно просто так, безо всяких дипломов с отличием.
Нога в тупорылом ботинке брезгливо пнула труп Бивиса и шагнула на крыльцо дома Пекаря. За первой последовала вторая, затем третья и четвёртая. Нападавших было двое, хотя стрелял в собак только один, тот, что повыше, в тёмной куртке с капюшоном, надвинутом на глаза. Человек в капюшоне длинной отмычкой легко открыл дверь и знаком показал коренастому напарнику в сторону спальни.
Из спальни раздавался мужественный храп Пекаря с какими–то повизгивающими подсвистами. Похоже, Пекарь сегодня ночевал не один. Что ж, его бабёнке, вполне может статься, не подвезло на сей раз с кавалером. В нехорошее время она оказалась в не самом лучшем месте.
Коренастый ужом скользнул в спальню и распластался за гардиной, держа ствол в опущенной руке. Его командир, надвинув капюшон поглубже, занял позицию в душевой кабинке, рядом с мраморным унитазом, белоснежным, с вкраплениями «золотого» песка. С добрым утром, страна!