Но чуть ли не в момент прыжка произошло невероятное. Человек в чёрном раскрыл мешок и оттуда вывалил на священную землю хозяина нечто непотребное. Рыжее, облезлое, несуразное.
Выдержка отказала не только младшему, но и старшему брату. С остервенелым лаем они бросились на мерзкого тощего кошака, что осквернял своим существованием не только охраняемую зону, но и весь белый свет. Рыжее недоразумение, истошно мяукнув, помчалось наискосок через чистый дворик, прямо к высокой разлапистой ёлке. Забыв о чужаках, братья–чемпионы бросились вслед за наглым котярой, который, пронзительно мяуча, взобрался на самую верхушку вечно зелёного дерева. А хитрые тени, потоптавшись на крыльце, где только что спали бравые охранники, быстренько ретировались с участка.
Пекарь проснулся от неистового, прямо–таки нечеловеческого лая. Чертыхнувшись, он натянул бордовый махровый халат и подошёл к двери. Выглянул в глазок: за дверью никого не наблюдалось. Тогда Пекарь дверь осторожно приоткрыл и высунул голову наружу: опять никого, лишь псы по–прежнему заливались.
— Бив! Бат! Ко мне! — хрипло рявкнул Пекарь, выходя на крыльцо и потягиваясь. Он был хорош в чуть розовеющем свете всё же начавшего заниматься утра: широкие плечи, крепко посаженная голова, стриженная ёжиком, бордовый халат, из–под которого упрямо торчали крепко стоящие на земле волосатые ноги в шлёпанцах «адидас».
Бивис и Баттхед, наконец, откликнулись на зов хозяина и, продолжая брехать, виновато поплелись к хозяину. Оставленный их вниманием кошак, недолго думая, сиганул с ёлки как с горки вниз и через мгновение уже был таков, прошмыгнув сквозь чахлые кусты акации и металлическую ограду.
— Ну что, оглоеды, твою мать? Совсем оборзели? За что я вас кормлю? — выговаривал псам Пекарь, но особой злости в голосе его не наблюдалось. Любил он своих псов, ох как любил и прощал им пока многое по молодости. Зелёные совсем парни, ещё даже не вязаные.
Потянувшись, Пекарь, не оборачиваясь, протянул руку к ручке двери. И тут же её отдёрнул — пальцы коснулись не привычного золотистого металла, а какой–то мягко–упругой дряни.
Пекарь обернулся и остолбенело уставился на эту самую круглую хрень, привязанную к ручке. Это был полупрозрачный воздушный шарик, внутри которого что–то лежало. Пекарь близоруко склонился над этим посторонним предметов и углядел, что внутри него содержалось нечто вроде ключей с брелком и ещё что–то — сразу рассмотреть было трудно. Но это была точно не бомба. А чей–то идиотский сюрприз. Или рекламу теперь таким образом подбрасывают?
Николай Петрович отвязал шарик от дверной ручки. Тот сразу сдулся. И стал похож… Нет! Не похож! Это точно был презерватив! Только использованный не по прямому назначению, а в роли своеобразного контейнера. Разорвав долбанную резинку, Пекарь вытряхнул на широкую свою ладонь аккуратный ключик с брелоком и… патрон от «калашникова».
Лишь полсекунды ему хватило на то, чтобы догадаться, от кого подарок.
— Бля! — сказал он в пространство и приблизил к глазам пластиковый брелок, напоминавший обыкновенную кредитную карточку.
«Авангард — Банк» было обозначено на ней, значился и номер — «234». Больше сомневаться не приходилось: ключ был, по всей видимости, от банковской ячейки. И прислали его те самые мальцы, от которых он получил ко дню рождения вовсе не долгожданный подарок в виде ушей говнюка Котова, а копию собственного досье из гэбухи.
Сначала, получив бумаги, Пекарь едва ли не впервые по–настоящему струхнул. Это и вправду было опасно. И не из–за факта сотрудничества с конторой как таковой — кто только с ней не имел тех или иных дел? Но были среди бумаг и его собственные доносы на некоторых сегодняшних сподвижников и бывших конкурентов. Попади им это в руки: замочат на раз! Особенно «синие». Бля, а ведь даже с ними, расписными, в последнее время было всё тип–топ!
А пацаны–то не слишком пугливыми оказались. И даже борзыми, — подумал он тогда даже с некоторым оттенком уважения. Пекарь умел ценить чужие поступки, хотя всегда последнюю точку предпочитал ставить сам. По умному. Потому, наверное, до сих пор был жив, вполне процветал и даже мог обходиться без постоянной охраны. И что ж, теперь всё псу под хвост?!
Пекарь хрипло вздохнул и уже с осуждением посмотрел на унылых Бивиса и Баттхеда. Те понуро сидели на земле, не смея даже подняться на крыльцо. И в глаза не смотрели — знали, виноваты.
Ну, не в кошки же мышки решили пацаны поиграть? Хотя, — Пекарь усмехнулся, вспомнив улепётывающего с ели кошака, — именно что так. Ладно, уши сучары-Котова он готов был уже им простить. Но не больше. И то, если только они вернут ему оригинал досье. С другой стороны, ребята ушлые. Может их и вправду к общему делу какому приспособить: ведь с досье этим дело они ловко провернули. А потом, потихоньку, если что… Можно и в расход, если что. Но сначала бы их лучше приручить. Может, даже… — Но тут Пекарь почувствовал, что в ладони всё ещё сжимает долбанный рваный презерватив. Нет, эту шутку, бля, он им по любому припомнит. Не забудут.