Всего этого Андрей вслух не излагал: Игорь и так моментально понял. Вероятно, и ему пришли на ум те же самые соображения.
— М-да, история… — процедил он. И хмыкнул. — Подкинем монетку, кому звонить?
Сообщать Повару дурные вести всегда было тяжелым испытанием.
— Я позвоню, — сказал Андрей, пододвигая к себе телефон.
— Давай уж я! — решительно заявил Игорь. — Постараюсь поднести информацию так, чтобы не очень «расстроить старика», как он выражается.
Он набрал номер.
— Будьте добры Григория Ильича… Терентьев говорит… Передайте ему, что мы не знаем, насколько серьезна информация, которую нам надо ему сообщить, но в её срочности мы убеждены… Я имею в виду, что все может быть простым совпадением, но если это не так, то меры надо принимать самые крутые и незамедлительные… Григорий Ильич? Да, Терентьев… Дело вот в чем… — и Игорь коротко и четко, насколько мог, изложил ситуацию. — Да, хорошо. Хорошо… Всего доброго.
Положив трубку, Игорь уныло поглядел на Андрея.
— Прощаясь, назвал меня «Игорек». Это плохой признак, когда он так по-отечески ласков.
Андрей только кивнул. Ему это было известно.
— Надо поговорить с Курослеповым, — задумчиво проговорил он. — То, что он здесь ни при чем, факт. Если бы Богомолу подсунули орхидею-призрак с его ведома, он бы к нам сейчас не обратился.
— Это верно, — Игорь усмехнулся. — Его кондрашка хватит, когда он узнает, что одна из его бесценных орхидей прошла через магазин и оказалась на могиле Матвеева. Начнет отчаянно припоминать, кому в мае прошлого года он мог срезать цветок на память… То, что экземпляра орхидеи-призрака больше ни у кого из любителей орхидей в России не существует, можно считать доказанным. То, что у одного любителя орхидей цветок взял и прижился вдали от родного болота — уже чудо. Но двойное чудо — это было бы уже слишком.
— И потом, — заметил Андрей, — если бы кто-то ещё сумел получить разрешение на вывоз орхидеи-призрака, то Курослепов знал бы об этом и не хвастался бы, что у него уникальный экземпляр. Допустим, второй экземпляр в России существует. Значит, его могли вывезти только контрабандой. Когда вывозят контрабандой — то, как говорится, не до жиру, быть бы живу. Цветок не повезут в контейнере с микроклиматом, как наверняка вез его Курослепов. А для такого нежного цветка даже несколько часов вне почвы и привычных условий — уже смерть. Так? Значит, если бы цветок не меньше суток провел на дне чемодана, завернутым в мокрую тряпочку — в Россию бы он приехал уже мертвым. Так я понимаю.
— Правильно понимаешь, — кивнул Игорь. — В общем, контрабанда исключена, если только не было какого-то сверх-невероятного стечения обстоятельств. И мы должны исходить из того, что в букет Богомола попал цветок, срезанный у Курослепова. Причем попал без ведома хозяина этой живой драгоценности. Когда мы разберемся, каким путем этот цветок мог попасть на Тишинку — мы поймем и все остальное. Вопрос в том, стоит ли побеседовать с Курослеповым немедленно, не получив «добро» от Повара.
— Может, и стоит, — сказал Андрей. — Ведь это наше дело, которое мы взяли на себя и за которое мы отвечаем. Но я бы взял паузу до завтра, чтобы ещё раз все продумать и прикинуть наилучший план действий. Спешить нам сейчас некуда, земля под ногами не горит.
— Тоже верно, — согласился Игорь. — Давай отложим все прыганья до завтра. Возьми все эти справочники и буклеты… ну, не все, а сколько унесешь… и за вечер постарайся стать знатоком орхидей. А завтра с утра отправишься в Баковку. Пошуруешь там по окрестностям в поисках свидетелей, не помешает…