С быстротой молнии разнеслось это радостное сообщение по дивизии. Климент Ефремович тут же отдал распоряжение срочно готовить материалы для представления дивизии к званию, а сам вышел на воздух.
Какое-то веселое оживление отрадной волной захлестнуло весь командный пункт. Все куда-то бежали, торопились, готовили с нескрываемой радостью и материалы на гвардейство. Прогуливаясь по КП, Климент Ефремович заметил, что нет щелей для укрытия от бомбежки, и тотчас приказал исправить положение. Почти всем саперным батальоном мы немедленно приступили к выполнению приказа наркома, и через непродолжительное время по всему расположению КП уже виднелись свежеотрытые щели, а саперы, выполнив задание, вернулись в свое расположение.
Климент Ефремович то заходил в штабную землянку, то снова выходил на улицу и прохаживался по расположению в заметно приподнятом настроении. Внезапно он остановился и громко сказал:
— Смотрите! Вон, видите?! — И тут же подал команду: — Воздух! По щелям!
С юго-востока одна за другой шли несколько эскадрилий бомбардировщиков. Застонала земля. Завыл и затрещал окружающий лес. Дым, газ и пыль заволокли небо. Неистовый, жуткий вой сирен пикирующих бомбардировщиков сливался с ревом и грохотом взрывов. Это был первый налет на КП нашей дивизии, и, думаю, не один я понял, что навлек его на нас не кто иной, как сам товарищ Ворошилов.
Отдав распоряжение немедленно вызвать эскадрилью истребителей, Ворошилов продолжал бегать по КП, загоняя всех в щели и блиндажи. По тому, как быстро прилетели и прицельно бомбили немцы, можно было безошибочно судить: их направляла чья-то опытная рука. Но где, под какой личиной скрывался враг?
— Они, негодяи, преследуют меня от самой Москвы, — указывая на самолеты, сказал Климент Ефремович. — Ничего, сейчас наши истребители им зададут.
Между тем появилась новая эскадрилья бомбардировщиков и снова задрожала земля. Спасаясь от налета, я прыгнул в какую-то яму или воронку. Взрыв! — и сверху посыпались земля и сучья деревьев, запорошив мне глаза и уши. Когда, протирая глаза и отряхиваясь, я поднял голову, то первое, что увидел, — Климента Ефремовича, он стоял под раскидистой елью напротив и кому-то кричал:
— Быстрее в щель! Не бегайте во время бомбежки!
Лежа в воронке, я почти в упор разглядывал своего любимого наркома. Выглядел он совершенно спокойным, хотя проскальзывали и признаки напряжения. Фигура стройная и отточенная, как монумент. На висках из-под форменной фуражки проглядывала седина, но это нисколько не сказывалось на его живости и энергичной подвижности. По степени активности ему можно было дать не более тридцати пяти — сорока лет, он быстро замечал все недочеты и немедленно так или иначе реагировал на них. Одет он был в шинель из традиционного русского серого сукна. Портупеи плотно облегали фигуру. Он был аккуратен и даже грациозен. Казалось, природа специально одарила его внешностью военного наркома.
Наконец в небе показалась эскадрилья наших истребителей и с ходу ударила по врагу. Бомбардировщики бросились врассыпную и, не приняв боя, скрылись.
Тем временем на разъезде Апраксин происходило нечто невероятное.
Выбив немцев с разъезда и отогнав подальше, наши танкисты решили быстро — туда и обратно — сгонять на базу, чтобы заправиться и пополнить боезапасы, а так как день уже клонился к вечеру, то, естественно, они спешили, чтобы успеть засветло возвратиться на разъезд. Но комбата в известность о своих планах танкисты не поставили.
Комбат же, видя, как стремительно на большой скорости промчались танки через разъезд, принял это за панику — бегство под давлением какой-то страшной, но еще неведомой ему силы. Наспех прикинув: если уж танкисты не выдержали и бегут, то что он может сделать — один, без танков, со своим уже изрядно потрепанным и поредевшим в бою батальоном? — и, не долго думая, а вернее, совсем не думая, комбат приказал отступить. Спешно снял батальон с огневых позиций и пустился вслед за танкистами, оставив занятый — им же, с боями! — разъезд. Без приказа и без сопротивления! Просто так — бросил и ушел! Отойдя от разъезда километров пять-шесть, батальон вдруг встретил свой танковый дивизион, спешащий в обратном направлении. Только теперь командир понял свою роковую, страшную ошибку. Но было уже поздно. Когда батальон вернулся к разъезду, то был встречен сильным и организованным огнем из всех видов оружия. Опомнившись от неожиданного и мощного натиска нашего батальона, немцы успели вернуться и, заняв удобные позиции, оказали сильное сопротивление.
С боями, понеся дополнительно большие потери, батальон вынужден был отступить, потеряв — так бездарно! — все завоеванное. Так нелепо была утрачена уже завоеванная победа. И так безответственно было загублено большое и славное дело, которое было поручено нашей дивизии.