Она не знала, как на это реагировать. Странная реакция, больше на истерику похожа. Спустя несколько минут он успокоился и запустил на прощание язык ей в рот, что Катарина расценила как грубый, но все же поцелуй.
***
Неделю спустя.
Он с нее не слазил. Она с него, в принципе, тоже. Казалось, Катарина вошла в раж и потеряла остатки своих супер-мозгов в его объятиях. Лавджой время от времени пытался выходить в сеть, но все попусту. Одно заброшенное место стоянки сменялось другим, и вслед за безудержным сексом последовала запланированная менструация. Катарина поклялась, что Лавджою в эти дни ни черта не обломится, но спустя сорок восемь часов она вновь оказалась лежащей под ним.
— Интересно, когда мы доберемся до своих, ты продолжишь этот безумный марафон со мной или найдешь себе другую озабоченную, посвежее, так сказать…
— Рыжая, ты какую-то ересь несешь, — улыбнулся он в ответ и чмокнул ее в губы.
— Ты так и не вспомнил свое настоящее имя?
Он перевернулся на бок и уставился в небо.
— Нет.
— А звание? Ну, хоть что-нибудь ты вспомнил?
— Образы одни. Никакой конкретики. А в твоей голове после инициации что-нибудь осталось?
— Нет, — прошептала она. — Тот объем информации, который они впихивают во время инициации, не оставляет от прошлой жизни ничего.
— А эмоции? Когда они вернулись к тебе?
— Года через два начала что-то испытывать. Злость, раздражение, недовольство. Они лечили это в сети. Закачиваешь обновление информационных баз — и вновь ничего. Среди наших слухи ходили, что если перестать обновляться, эмоции вернуться в полном объеме. Но на госслужбе за своевременным обновлением пристально следили.
— Тебе не хватало этого? Эмоций, я имею в виду? — Лавджой провел пальцем по ее груди и спустился к пупку, очерчивая круги вокруг него.
— Я поняла одно: если что-то отобрать, жертве обязательно захочется это что-то вернуть. В этом прокол всей системы. Рекомбинанты должны были восстать. И это не заслуга сопротивления. Если существуешь без эмоций, всегда хочется понять, что такое существовать с эмоциями. Когда начинаешь чувствовать, а потом вновь теряешь эту способность, призраки этих эмоций все равно остаются. Ты как бы реально осознаешь, что стал ущербным, и начинаешь искать способ вернуть себе «нормальность».
— А оборотни? Как думаешь, они испытывают что-то?
— В их мозгах столько имплантов, что вряд ли там остается место для каких-либо эмоций. Не будь они созданы из людей, я бы назвала их идеальными андроидами. Я как-то задалась вопросом, почему они с такой легкостью копируют людей, их поведение, эмоции, а потом пришла к выводу, что скопировать то, чего в тебе нет, проще, чем скрыть что-то. Понимаешь, о чем я?
— Подражать проще, чем врать, — кивнул он.
— Да.
— Интересная мысль. Но ведь оборотней, так же, как и рекомбинантов, создают из людей.
— В нас больше органики. В них больше наномашин и имплантов, — вздохнула Катарина, закрывая глаза.
— Почему ты примкнула к сопротивлению? — тихо спросил Лавджой, продолжая поглаживать пальцем кожу на ее пупке.
— Я не хотела жить в обществе, где детей приносят в жертву технологиям.
— Или ты сама хотела иметь детей? — прошептал он ей на ухо.
Катарина молчала.
— Рыжая, ну ты чего?
— У меня подруга была. Ну, как подруга. Мы жили в соседних квартирах. И общались как рекомбинанты. Она любовника завела, ну, для того, чтобы гормоны в крови не скакали. Он тоже был рекомбинантом. Мы работали вместе. В общем, забеременела она. Закон ты знаешь. Рекомбинанты не могут воспитывать детей. Любовник ее тут же бросил, а аборт под запретом. Могла бы и к нелегалам пойти, но не пошла. Не знаю, чем она руководствовалась. Помню, как руки ей на живот прикладывала, а ребенок там, внутри, шевелился. Девочка была. Короче, дочь ей даже не показали. Подержали подругу мою в больнице три дня и на работу отправили. Она выбросилась из окна своей квартиры через неделю.
Лавджой прижался носом к ее щеке и обнял.
— Мне очень жаль.
— Тебе жаль. Ты человек. А я помню, как спустилась вниз, взглянула на пакет, в который ее упаковали, назвала ее идиоткой и пошла дальше.
На глазах Катарины проступили слезы.
— Я просто посмотрела и пошла дальше, понимаешь?
Соленые капли покатились по щекам.
— Это не нормально, — простонала она. — Это вообще не нормально! Знаешь, как я в сопротивление попала? Через месяц после ее самоубийства, папашка ребенка стал подкатывать ко мне. Не знаю, почему я это сделала… Помню, как взяла со стола стилус и воткнула ублюдку в глаз… В суматохе, которая поднялась, я деру дала. Бежала, куда глаза глядят. Меня на улице схватили. Повязали по всем правилам. За убийство — смертный приговор. До исполнения казни как раз два дня оставалось, когда сопротивление на город напало. Узников тюрем первыми освободили. Так я к рядам сопротивления и примкнула. Сначала по ячейкам скиталась. Потом обосновалась в одной. Почти два года там прожила. Полтора месяца назад ее оборотни накрыли. Пришли в группе беглецов. А потом всех положили. Как я отношусь к оборотням? — Катарина ощетинилась. — Я их ненавижу.