Людей очень много. Гуманитарные действия срочного характера просто необходимы. Я уверен, что как только стрельба в городе закончится, а это вопрос ближайших дней, это будет сделано. Аховая ситуация в больницах (в частности, № 2) – врачей мало, лекарств нет, воды нет, тепла нет, ничего нет, а раненых море, забиты все коридоры. Ко мне подходит мужчина в клетчатой кепке и с длинными волосами, все в нем выдает представителя интеллигенции, и, наверное, творческой. Лицо в саже и закопченные руки – традиционно. «Вы понимаете, что люди отвернутся от вас, если вы срочно что-то не предпримете?» Я понимаю, но что я могу сделать, кроме как рассказать о происходящем? Что я, кстати, делал даже в эфире программы «60 минут», которая в представлении для читателей нуждается вряд ли. И все происходящее надо документировать, и рассказывать, и объяснять – кто виноват и что к этому привело. Преступлений националистов огромное количество, просто бессудные расстрелы, пока тела еще прикопаны, выглядят не так страшно, как сгоревшая многоэтажка. А только сегодня взяли Мариупольский аэропорт, на территории которого располагалось самое зловещее заведение на юге – следственная тюрьма СБУ, где людей калечили, убивали, выбивали показания, издевались и мучили по лучшему американскому образцу. Кому удавалось оттуда спастись, рассказывают страшные вещи про эту так называемую «Библиотеку». И это все надо предавать гласности, убедительно и немедленно. Ведь именно против этого и проводится все то, что сейчас проводится.
Количество выходящих пешком растет ежедневно. Еда в городе заканчивается. На машинах едут – без стекол, в расстрелянных, с продавленной крышей. На въезд огромный поток тех, кто ищет родственников. Основная задача блокпостов на выезде сейчас – это выявлять именно нациков и вэсэушников. Они переодеваются, смешиваются с толпой, иногда даже берут в попутчицы даму с ребенком. Первый тест – покажи руки, пальцы, плечи, интересуют татуировки и характерные потертости от бронежилета и оружия. Покажи трусы – многие бегуны без трусов, потому что форменные трусы выкидывают, и если гражданские штаны найти еще как-то можно, то трусы уже сложно.
Так что человек без трусов в Мариуполе обречен на тщательные проверки.
Мариуполь сейчас невероятно нуждается в белых КамАЗах МЧС. И я верю, что они уже готовы к отправке. По-другому нельзя.
А история мариупольского Хатико развивается. Пса забрали неравнодушные волонтеры, его лечат, и он в хороших и надежных руках, у него будет новый дом. Кличку дали – Марик, старую ведь никто уже, видимо, не узнает.
23 марта
Мариуполь, поездка четыре и пять. Больница и аэропорт. «Библиотека»
Мы идем по дороге от Мариупольского аэропорта к шоссе. Уже сумерки, позади очень тяжелый и очень насыщенный день. Ноги ноют – попробуйте походить по территории аэропорта из конца в конец, да еще в бронежилете. Дорога абсолютно пустынна и так же абсолютно безжизненна. Возможно, потому что мы знаем – она заминирована. В самом начале, на съезде с шоссе на Мангуш, по асфальту в шахматном порядке расставлены здоровенные плюхи противотанковых мин. Пройти между ними можно, а проехать – нет. В кустах стоит подорвавшийся грузовик с открытой дверью кабины – заглядывать туда мы не пошли, еще днем было заметно, что грунтовая дорога заминирована тоже, не только асфальт. И если на асфальте все видно, то на земле можно и не заметить, водитель грузовика поплатился.
Кто-то постарался на славу. На самом шоссе, уже в сторону Мангуша, подорванная гражданская машина, водителя выбросило, он лежит на обочине. Сначала мне показалось, что птицы что-то ищут в горе тряпья с фиолетовыми пластиковыми тапками, потом только стало понятно, что это не тряпье, а кто-то еще совсем недавно бывший живым. Мое отношение пугает меня самого, я ловлю себя на этой мысли уже не впервые, и не на первой войне, но думаю об этом всего секунду – слева, со стороны Мангуша, начинает бить артиллерия.
Когда раздаются трескучие и громкие выстрелы САУ, вздрагиваешь все равно, несмотря на то, что внутренне вроде как к этому готов. Когда мы подошли к дороге, почти стемнело. Машины стояли там же, где мы их и оставили, – у стелы со стрелкой «Аэропорт» в сторону. Автоматически начинаешь считать выстрелы. Раз, два. Пауза. Три и четыре почти сливаются, и сразу пять. Слышно, как снаряд, прямо ощутимо набирая скорость у тебя над головой, с шелестом, как будто за ним развевается кисть целлофановых хвостов от воздушного змея, уходит в сторону города. Через пару секунд его уже не слышно, но он продолжает лететь. Еще пару секунд тишины – и раздается ужасный грохот прилетов, который усиливает городское эхо. Они долетели. Раз, два. Пауза. Три и четыре почти сливаются, и сразу пять. «Азовсталь» сносит огненный вал. Если мне страшно думать о разрушительной мощи того, что сгружают на голову окопавшихся на заводе на расстоянии десяти-пятнадцати километров, то что же чувствуют там они? Но в этой ситуации сочувствия к ним нет. Амбиции и зашоренное куриное мировосприятие, формируемое примитивными нацистскими кричалками (и что из этого причина, а что следствие – я знаю, что этой фразой будут возмущаться), им хочется желаемое выдать за действительное – и в угоду этому приносят в жертву город. Не их город. Гекатомба получается за чужой счет – даже с учетом того, что сами они тоже погибнут, хотя очень даже пытаются и выскочить: жить хочется всем.