Тем более через пару ходов и сам Серж попался на точно такой же трюк.
— Ай-ай-ай, — пробормотал он, качая головой. — А слона я не заметил.
Игра продолжалась.
— Серж, — обратился к своему наставнику Игорек, — ты не мог бы рассказать мне о своем мире? О той реальности, откуда ты родом?
— Могу, — кивнул Серж, бросая в очередной раз кубики и задумчиво наблюдая, как они катятся, выпало «одиннадцать», и Гашарти улыбнулся. — Происхождения, Игорек, я более чем благородного. Мне посчастливилось родиться в том самом легендарном мире, где появилось и набрало силу движение Альтруистов. В мире Альфа.
— Правда?! — не поверил Игорь.
— Правда?! — передразнил его Гашарти со смехом. — Да, из того самого мира. О-о, далекого отсюда, но незабываемого. Моя родина…
— Расскажи мне о нем, — потребовал Бабаев.
— Да тебе на курсах адаптации и так должны были все про него обсказать. С подробностями.
— Всегда интереснее услышать подробности от человека, который оттуда родом. И ты — первый такой. Вот если бы я знал раньше…
— Ну не знал — теперь знаешь. А нового к тому, что тебе известно, я вряд ли сумею добавить. Голографические слайды тебе показывали, учебные фильмы там, да? О чудесах нашего света ты тоже наслышан. О культуре, геополитике и жизненном укладе этносов — тем более. Технологию видел и изучал в действии. А люди, они везде — люди, что тут добавишь?
— Ты хотя бы попытайся, Серж, — настаивал Игорь. — Нам ведь давали информацию и только. Статистика, диаграммы, голая цифирь. Пусть даже не очень у тебя получится. Я ведь ничего толком не видел. Реабилитационный центр, представительство, ну вот еще Питерполис… Расскажи.
— Уговорил, — сдался Серж. — Кстати, твой ход…
Он потер подбородок.
— И что же рассказать тебе, с чего начать?.. Ну скажем, развилка, благодаря которой появился мир Альтруистов, находится в тысяча восемьсот двенадцатом году по христианскому летосчислению. Наполеон в нашей версии победил, сумел удержаться в Москве. И европейская часть России превратилась во французский протекторат… Хотя да, историю Альтруистов после войны двенадцатого года ты лучше меня теперь знаешь… Или вот, погоди… Видишь ли, тридцатилетие в качестве протектората оказались не таким уж и мрачным периодом для истории России, как это принято думать в иных, избежавших подобного пути развития, реальностях. Во-первых, отмена крепостного права. Во-вторых, выборы в Конвент Управителей, как основа демократической традиции. В-третьих, переворот сорок четвертого года и двухлетняя война за независимость восстановили национальные ценности русских, национальную гордость уже на новой морально-этической основе. Опять же тайные общества, появившиеся, как фактор Сопротивления, и одно из этих обществ, Клуб Альтруистов, объединившее в своем составе лучших людей эпохи. Они возглавили правительство периода Реконструкции. Князь Трубецкой, первый президент… — Серж спохватился. — Вот снова я, — с досадой сказал он. — Хочется рассказать что-нибудь свое, новое, а получаются одни трескучие фразы. Сплошной цитатник из учебника истории для малолетних да недоразвитых. Тебе еще меня слушать не надоело? Тебе ведь, небось, ощущения подавай?
Игорь кивнул. Он понимал, как трудно Гашарти подобрать верные слова, но на самом деле ему было интересно все, что бы тот не сказал; а как помочь ему, он и не думал.
Однако Серж сам нашел нужную интонацию.
— Вот представь, — сказал он медленно, — ты выходишь ранним утром из коттеджа… где-нибудь под прибалтийскими соснами; вдыхаешь чистый воздух, вглядываешься в расцветающий над бором восход, ощущаешь покой, умиротворенность огромного мира. И ты знаешь, кому и чему мир этот обязан своим покоем. И вот именно в такие моменты, когда чувства обострены, когда особую индивидуальную значимость приобретает это знание; когда приходит желание привнести умиротворенность и покой в другие вселенные — вот именно в такие минуты можно почувствовать ритм, добрую пульсацию реальности Альтруистов, осознать его великое предназначение…
Игорь мечтательно улыбался, слушая Сержа.
Да, ему это нравилось. Он пока не имел возможности с чем-нибудь сравнить чудное видение, кратко представленное Сержем; он не мог сравнить его даже с видениями из своего прошлого: усилиями психотерапевтов они были закрыты для Игоря. Но ему не нужно было сравнивать, реальность Альтруистов устраивала его и такой, какая она есть, без всяких сопоставлений с чем-то иным: худшим или даже, может быть, лучшим в этой Вселенной.
Они с Сержем в молчании доиграли партию в «съешку». Гашарти выиграл и сразу поинтересовался:
— Еще по одной? Партия-реванш? Вдруг да повезет тебе сегодня…
— В чем я глубоко сомневаюсь, — отозвался Игорь весело: поражение его не расстроило.
— Давай местами поменяемся, — предложил Гашарти.
Но начать новую партию они не успели. Внезапно дверь распахнулась, и в комнату шагнул незнакомец в черном дождевике. Он откинул капюшон, под которым оказались копна длинных ярко-рыжих волос, черные мохнатые брови, бледное лицо и огромные зеркальные очки, полностью скрывавшие глаза.
С дождевика текло. При каждом шаге с ботинок незнакомца летели ошметки грязи — прямо на желтый пушистый ковер.
Серж, выпустив игральные кубики, вскочил:
— Ты? Здесь?
— Да, это я.
Голос незнакомца Игорю определил для себя как «предельно низкий».
Гашарти со странным выражением лица оглянулся на Бабаева, потом снова повернулся к незнакомцу:
— Ты рехнулся. Есть же установленный порядок. Ты не должен был…
— Они у меня на хвосте, — раздраженно перебил его незнакомец. — Я едва ушел.
Секундная пауза.
— Ты уверен, что это они ? — Серж снова оглянулся на Игорька.
Незнакомец вдруг дернулся всем телом, но тут же замер, опустив руки.
— Поздно, — сказал он. — Теперь поздно.
Дверь распахнулась во второй раз, и в комнату проникли затянутые в черное фигуры. Гашарти пружинисто прыгнул им навстречу. Но пришельцы оказались проворнее. В воздухе мелькнула сталь, и Серж оступился, рухнул, схватившись за горло, хрипя, судорожно задергался на ковре, а потом вдруг разом затих.
Все произошло настолько быстро, что Игорь ничего не успел понять. Он даже не успел испугаться. Он сидел в кресле и, оцепенев, наблюдал, как умирает его наставник, его друг, Серж Гашарти.
— Сволочи, мать ва… — только и успел выдохнуть рыжий незнакомец, перед тем, как его ударили короткой дубинкой, и он кулем свалился на пол.
— Вырубите третьего, — приказал злой, звенящий от напряжения, но несомненно женский голос, и перед Игорьком возникло скрытое черной маской лицо.
Последнее, что Бабаев увидел, был стремительно приближающийся, заслоняющий собой весь мир, всю Вселенную, ярко-желтый ворс ковра.
11 сентября 1967 года (год Овцы)
Основной вектор реальности ISTS-63.18.К
— Откуда это у тебя? — спросила она.
— Ерунда, — пробормотал Михаил, поворачиваясь на бок.
Она осторожно коснулась кончиками пальцев старого шрама у него на груди и очень ласково погладила это место.
Михаил вспомнил: хмурое до промозглости утро; дуэльная площадка на заднем дворе училища — сразу направо от турников и полосы препятствий; крытый фургончик неотложки; скучающие санитары в синих халатах; молчаливые серьезные секунданты (кто же был моим секундантом? — а-а, помню: Резо, барон Балканский, из Серебряного Пояса — где он интересно? где он теперь?..); и еще: два офицера-преподавателя и гвардииподполковник фон Саломатов, дуэль-мастер; и в руках у этого последнего футляр; он идет к ним, напружиненно ступая по асфальту; он останавливается, глядя куда-то в пространство над головой Михаила, произносит привычно обязательную формулу: «Господа, у вас есть еще возможность помириться. Подайте друг другу руки и закончим с этим делом». «Нет», — говорит Константин твердо. «Нет», — вторит ему Михаил. Глупые злые мальчишки…
— Ерунда, — сказал он Вере с неопределенной интонацией. — Память о детских играх.
Вера приподнялась на локте.
— Странные у тебя были игры, — сказала она тихо и очень печально.