Поднявшись по каменным ступеням, он вбежал в маяк, с трудом захлопнув за собой массивную металлическую дверь, задвинул засов. Другого выхода не оставалось, плыть он не мог, патроны кончились. В кармане уцелела единственная граната. Несколько вражеских солдат забарабанили в закрытую дверь. Маяк недовольно и глухо загудел от ударов.
Все выше и выше поднимался балтиец по винтовой чугунной лестнице. Еще виток, и еще один. Подкашивались ноги, кружилась голова. Казалось, тяжелая маячная башня с каждым поворотом лестницы раскачивается все сильнее. Привалившись к перилам, полою бушлата он вытер вспотевшее лицо. А внизу удары в дверь все настойчивей и сильней.
Выше трап становится уже и круче. В башне полумрак. Свет проникает лишь в продолговатые окна, похожие на бойницы. Вот и последние ступени, площадка, с которой дверь ведет на балкон, что опоясывает голову башни. Выше холодно и строго поблескивают линзы маячного аппарата.
Ударом ноги матрос распахнул дверь. Заметил: внизу, сквозь отверстия ажурной чугунной решетки виднелись вражеские солдаты. Тяжелым бревном они старались выбить дверь.
Внутри маяка от фонарного сооружения и до основания в площадках были врезаны отверстия для подъема грузов. Решение созрело мгновенно.
Балтиец вставил в гранату запал. Вместе со скрежетом сорванной с петель двери на темную нижнюю площадку маяка ворвался дневной свет. Моряк подождал, пока войдет побольше гитлеровцев, и, встряхнув гранату, бросил ее вниз. Взрыв, необычно громкий, как в пустой бочке, оглушил его. По крикам и стонам снизу он понял: последняя граната потрачена не зря. И все-таки несколько пар ног громыхали по ступеням, поднимаясь к нему.
Балтиец вышел на площадку, приблизился к перилам. Маяк словно парил над каменистой косой. Катила стальные воды Балтика. Виднелись катера, уходившие на север. За домом маячника тянулись ввысь ели. Сверху их зеленые пушистые конусы казались упругими. В распахнутой двери показались фигуры фашистов.
— Рус, сдавайсь!
И здесь произошло неожиданное. Вместо того чтобы поднять руки, моряк швырнул вниз ненужную винтовку. Лицо его было решительным и суровым. Придерживая раненую руку, он перемахнул через чугунные перила и бросился туда, где чернели огромные валуны.
Фашисты захватили Моонзундский архипелаг. Но в боях на каменистой земле эстонских островов, в водах пролива потеряли они полторы дивизии. 50 тысяч вражеских солдат в самые напряженные дни боев за Ленинград и Москву оттянул на себя советский островной гарнизон.
Только в начале декабря потрепанная в боях на Моонзунде 61-я пехотная дивизия появилась на фронте под Тихвином.
Но, и овладев островами, фашисты не решили основной задачи. Вход в Финский залив все еще прикрывали береговые батареи Осмуссара и полуострова Ханко.
Глава XI
Тысяча черных дней
Тяжелое время наступило на островах, захваченных врагом. Из попавших в плен фашисты отбирали политработников, коммунистов и евреев. Их тут же расстреливали. На Сырве часть раненых была собрана гитлеровцами в клубе 34-го инженерного батальона и сожжена. Местные жители, которых оккупанты согнали хоронить останки, насчитали свыше сотни обуглившихся трупов.
Легкораненых отправляли в сборный лагерь под Курессаре. Вместе со всеми шел начальник военно-морского госпиталя военврач 2-го ранга В. И. Бондаренко. Еще во время первой мировой войны он зимовал во льдах, потеряв раздавленным свой тральщик, в годы гражданской войны пришлось совершить небывалый по трудности переход с Таманской армией от берегов Черного моря в Астрахань. Но так тяжело он еще никогда не переживал случившегося. Полярные морозы и испытания огнем для прорывавшихся к Волге меркли перед мучительным позором плена.
Его взяли на хуторе прямо у операционного стола, в то время как он заканчивал операцию по ампутации ноги артисту фронтовой бригады…