Я отвожу взгляд от нее, уставившись на кофейный столик.
— Это была ошибка. Я был… моя голова не в порядке.
— Твоя голова всегда не в порядке, — она проводит руками по лицу.
Мой маленький внутренний демон поднимает свою уродливую голову. Стиснув зубы, я борюсь с собой.
— Да, — мой взгляд возвращается к ней. — Чертовски верно. И я говорил тебе тысячу гребаных раз бежать от этого так далеко и так быстро, как только сможешь. — Но я не хочу, чтобы она убегала. Эгоистичный ублюдок. — Если ты не можешь выдерживать вид ударов и крови, убирайся к черту с дороги.
Она вздыхает.
— Почему ты это сделал?
И вот вопрос, на который я не могу ответить. Все, что я знаю, так это то, что Поппи олицетворяет собой что-то хорошее, счастье, лучшие времена. Я одновременно люблю и ненавижу ее за это. Я хочу оттолкнуть ее и одновременно прижать крепко к себе и не отпускать. Все в ней становится палкой о двух концах. Но я знаю, что в те драгоценные секунды, когда она поцеловала меня в ответ, я познал мир.
— Я не знаю, — честно шепчу я. — Друзья? — я протягиваю мизинец, и она с удивлением смотрит на меня, а ее взгляд смягчается.
Медленно она соединяет свой мизинец с моим.
— Всегда и навсегда.
— Обещаешь? — я чувствую себя обнаженным и незащищенным, цепляясь за нее, будто все начинается и заканчивается ею. Мне это не нравится.
— Я имею в виду, что только что пообещала это на мизинце. И, кроме того, я привыкла к тому, что ты мудак. Потребуется намного больше, чем это, чтобы заставить меня ненавидеть тебя.
В том-то и дело, что, в конце концов, она возненавидит меня.
Поппи откидывается на подушку дивана, наклоняет голову и ложится мне на плечо.
— Быть взрослым — отстой, не так ли?
Я обхватываю ее руками и прижимаю к своей груди.
— Да, когда мы были детьми, все было намного проще, — я целую ее влажные волосы, вдыхая аромат шампуня, смешанный с дождевой водой. — Помнишь, как мы забирались на дуб в твоем саду и швыряли дерьмом в Коннора?
Она хихикает.
— Да. Он так плохо лазил по деревьям.
— Я всегда говорил ему, что он выпал из эволюции, — фыркаю я от смеха.
— Однако он смог достать меня, когда я застряла.
— Да, но потом он упал и сломал себе обе руки, — я смеюсь, потому что он выглядел таким придурком, разгуливая по школе в гипсе. Тем не менее, все подписали ему гипс, и никто не вывел его из себя. Он был Коннором Блейном, другом для всех. Золотым мальчиком.
— Но это он и был. Всегда приходил на помощь, — на ее губах появляется едва заметная улыбка, я вижу, как на ее глазах наворачиваются слезы. Обхватив ее лицо, я провожу большими пальцами под ее глазами.
— Я чертовски голоден, — говорю я. — Хочешь пиццы?
— Конечно.
И вот оно. Версия злой Поппи продержалась всего пять минут. Как бы мне хотелось, чтобы все женщины были такими же. Жизнь была бы чуточку проще.
Я заказываю пиццу, и мы смотрим какое-то дерьмо на канале «Дискавери», пока она не засыпает на мне. Когда ее маленькое тело прижимается к моему, это утешает и успокаивает каким-то странным образом, но я не доверяю себе, чтобы заснуть в ее объятьях, поэтому выскальзываю из-под нее, беру на руки и несу в спальню. Когда я натягиваю на нее одеяло, она хватает меня за запястье.
— Коннор? — она бормочет его имя во сне, и моя грудь резко опадает. Я сглатываю комок в горле и целую ее в лоб, желая ради нее оказаться Коннором. Глядя на спящую Поппи, такую маленькую в моей большой кровати, я размышляю о том, как же мы оказались сейчас здесь? Две заблудшие души пытаются спасти друг друга от неизбежных событий. Она может быть моей надеждой, но я, безусловно, ее разрушение. Я просто хочу, чтобы она это увидела. Я бы хотел, чтобы она убежала как можно дальше от меня, но она не станет этого делать, потому что ей не к чему бежать.
Глава 17
Поппи
“Radioactive” — Madilyn Bailey
Професииональное лечение посттравматического стрессового расстройства помогает облегчить симптомы, которые беспокоят. Врач или терапевт заставит вас пережить травматический опыт в контролируемой среде, чтобы проработать эмоции, которые могут помочь уменьшить влияние события на вашу жизнь.
— Что это? — спрашивает Брэндон, проходя мимо меня на кухню. Я отвлекаюсь от текста, наблюдая, как он достает кружку из шкафчика. Его волосы еще влажные, а к бедрам прилипло потрепанное полотенце, и я не могу позволить себе бродить взглядом по очертаниям его спины, наблюдая, как его мускулы напрягаются при малейшем движении.