— Эй? Мой голос эхом разносится по пустой квартире.
Ничего. Я подхожу к двери спальни и открываю ее, чтобы найти Брэндона и кота в постели. Одна из мускулистых рук Брэндона закинута ему на лицо. Другой прижимает кота к боку.
— Брэндон?
— Хм?
— Ты себя хорошо чувствуешь, детка? Я сажусь на край кровати и глажу его ладонь.
— Ага. Морт борется под тяжестью руки Брэндона и ходит по его животу, мурлыкая, как маленький паровозик.
Я прикладываю руку к его лбу. Он не теплый. Морт садится ко мне на колени и трется о мою руку.
— Хочешь выучить китайский? Я знаю, как ты любишь хрустящие водоросли. — Я улыбаюсь.
Он двигает рукой и проводит рукой по лицу.
— Нет, я в порядке. Его глаза плоские и безжизненные, тон лишен эмоций. Он переворачивается на бок, поворачиваясь ко мне спиной.
Брэндон, которого я оставила утром, и этот Брэндон так сильно отличаются… Я смотрю, как он смотрит куда-то в пустоту, не зная, что делать. Морт кусает меня за палец, потому что я не глажу его, поэтому я несколько раз провожу рукой по его голове, прежде чем положить его на пол. Я делаю единственное, что умею: ложусь рядом с Брэндоном, обнимаю его широкое тело и просто жду.
— Я люблю тебя, — шепчу я.
Он молчит, но тянется ко мне, обнимая меня за талию, пока моя ладонь не упирается ему в грудь.
Я чувствую ровное биение его сердца под своей рукой, печаль, излучаемую им, и это разрывает меня надвое, потому что я ничего не могу сделать, чтобы избавиться от этого.
Как бы мы ни притворялись, что мы не одиноки, мы никогда не были более одиноки, чем тогда, когда пойманы в ловушку нашего собственного разума. И Брэндон — место, где он оказался в ловушке, это место, которое я никогда не смогу понять. Я чувствую, как чистая печаль изливается из него, топит его. Он не сердится, он просто… грустит, и я не знаю, какой из них труднее увидеть. Поэтому я просто держу его, а он цепляется за мою руку, не давая мне отпустить.
Мы лежим молча, пока я не замечаю, что его грудь вздымается неравномерно, а дыхание становится поверхностным от сна. Он с силой переворачивается, перекидывая руку через всю длину кровати. Одеяло сползает с меня. Он ворочается, он мечется из стороны в сторону. Я смотрю, как он хмурит брови, искажает лицо в гримасе, и я хочу разбудить его, но боюсь.
— Брэндон, — шепчу я.
Его рука отлетает в сторону, и лампа, стакан с водой и будильник с грохотом падают на пол. Морт шипит, звеня колокольчиком на ошейнике, когда выбегает из комнаты. Я уверена, что слышу, как Брэндон бормочет имя Коннора во сне, и моя кровь стынет в жилах, а по коже бегут мурашки.
— Брэндон, — я осторожно подталкиваю его пальцем, и он садится прямо на кровати, грудь вздымается, он делает глубокий вдох. Он наклоняет голову в сторону, и когда его взгляд останавливается на мне, он слегка расслабляется.
— Я тебя обидел?
— Нет. Я робко обвожу рукой его грудь. — С тобой все в порядке?
Он кивает и откидывается на матрас, его грудь все еще вздымается, а кожа липкая от пота.
— Ага. Со мной все в порядке.
— Расскажи мне, что тебе приснилось.
Вздохнув, он поворачивается ко мне лицом.
— Я не могу.
— Разговоры помогают. — Я целую его в щеку.
Он зажмуривает глаза и сглатывает.
— Это не то, о чем принято рассказывать.
— Знаю, но… Если держишь что-то подобное внутри, оно разъедает тебя.
Он обнимает меня за талию и прижимает к груди, целуя в лоб.
— Иди спать, пос.
— Расскажи мне, что случилось, Брэндон. Пожалуйста.
— Тебе не надо знать подробностей того, как он умер. Это будет прокручиваться у тебя в голове снова и снова. Поверь мне.
— Все, что я представляю, это то, что показывают в фильмах, и я знаю, что это не так. Я кладу голову ему на грудь. Его сердце колотится, как животное в клетке, отчаянно пытающееся выбраться. — Я сильнее, чем ты думаешь. Я давно смирилась с тем, что он ушел. Что это было жестоко. — Я замолкаю, на мгновение переводя взгляд на него. Мне кажется, что я вторгаюсь в его личное пространство, но ничего не могу с собой поделать. — Он страдал?
— Нет… это было самодельное взрывное устройство. Я даже не помню, что взорвалась бомба. Я просто помню, как проснулся. Фоксхаунд лежал на боку. Все остальные были мертвы. Я пытался его спасти, пытался, но его уже не было. — В его голосе слышится отдаленный гул, как будто он вспоминает историю, прочитанную в газете. — Из грузовика вытекало дизельное топливо, и на мгновение я подумал, что, если я просто останусь там, просто буду продолжать давить ему на грудь, все это взорвется, и мне не придется выползать из этого гребаного грузовика и оставлять лучшего друга.