Я протягиваю руку и обнимаю его за щеку. Он закрывает глаза, наклоняясь ко мне.
— Прости, — говорит он и снова делает глоток. Я это ненавижу. Я ненавижу, что он чувствует, что должен извиниться передо мной.
— Тебе не за что извиняться. — Беру его за руку и чувствую его потную ладонь. — Пойдем спать. Давай.
С усилием он встает, спотыкаясь и несколько раз врезаясь в стену по пути в ванную. Я открываю краны и даю воде нагреться, прежде чем помогаю ему выбраться из окровавленной одежды. Он садится на край ванны и просто смотрит на меня, как будто мир заканчивается прямо здесь.
— Прости, — шепчет он, и я все еще вижу слезы в его глазах.
— Шшш. — Я опускаю мочалку под горячую воду и смываю кровь и пот с его лица, с шеи и груди, с рук. Я вытираю его, и мы ложимся спать.
Я ложусь, и он кладет голову мне на грудь. Я кладу ладонь ему на щеку, проводя пальцами другой руки по его густым волосам. И на мгновение мы остаемся в тишине, в оглушительной тишине. Я слушаю глубокий вдох и выдох, боль отдается с каждым прерывистым вдохом.
— Ты же знаешь, что тебе нужно выбраться, — говорит он, нарушая молчание. — Спастись.
Я качаю головой, и слезы, которые я отчаянно пытаюсь сдержать, вырываются на свободу.
— Мы не говорим об этом.
Он обхватывает рукой мой живот, держа так крепко, как будто боится, что я исчезну.
— Я превращаю все, к чему прикасаюсь, в дерьмо. Я — яд.
Так говорил ему отец. Это то, что Брэндону говорили всю его жизнь. Во что он был приучен верить. И как объяснить тому, кто не может любить себя, кто не может увидеть свою ценность, как объяснить этому человеку, что он — целый мир?
Это невозможно. Я могу произнести эти слова десять тысяч раз, но Брэндон никогда их не услышит. Он не может, потому что некоторые вещи просто не могут пробиться сквозь тьму.
Я продолжаю проводить пальцами по его густым волосам, пока его дыхание не выравнивается, а напряженные мышцы не расслабляются. И вот я лежу, держась за того, кого так ужасно боюсь потерять, и где-то в своем беспокойстве мне удается заснуть.
У меня горят легкие. Я не могу дышать. Я не могу сделать вдох! Я открываю глаза, не в силах сосредоточиться, я вцепляюсь в руки, яростно сжимающие мою шею. Темно. Мне не видно. Я не могу сосредоточиться. Я задыхаюсь, выгибая спину и брыкаясь, ударяя рукой по всему, что давит на мое горло. Пятна усеивают мое зрение, а затем, внезапно, давление исчезает, и я отчаянно втягиваю в себя полные легкие воздуха, бросаясь с кровати на пол.
— О боже, — шепчет Брэндон. Я вижу его на кровати, смотрящего на свои руки. — Я… — Запустив обе руки в волосы, он складывается вдвое, с его губ срывается прерывистый крик. — Блять!
Меня так сильно трясет, что когда пытаюсь встать, я чуть не падаю в обморок. Я хватаю джинсы с пола и натягиваю их, борясь со слезами. Борясь со всем тем, что внутри меня говорит, что нужно бежать от него.
— Поппи.
— Все в порядке. — Я поднимаю на него взгляд и киваю. — Все в порядке. Я в порядке. Я просто собираюсь… — Я обхожу край кровати и останавливаюсь. Морт прижимается к моей ноге. — Я просто переночую у Хоуп. Но все в порядке. — Я выхожу из комнаты, хватаю сумочку и бегу к двери, закрывая ее за собой.
Только когда я добираюсь до входа на станцию метро, я звоню Хоуп. И только когда она обнимает меня, я полностью ломаюсь. Я хочу быть сильной для него, но у каждого есть свой переломный момент.
Глава 45
Брэндон
“Say Something” — A Great Big World
Я слышу, как входная дверь закрывается с оглушительным щелчком. Она ушла. Она ушла. И я чуть не убил ее.
Этот сон был чертовски ярким, и там был Коннор — Коннор был врагом. Я душил его, душил ее. Я сдерживаю сдавленный звук, который вырывается из моего горла. Я бы никогда не причинил им вреда. Есть два человека в этом мире, которым я никогда не причиню вреда, и все же я причинил им боль. Я больше не живу с чудовищем. Я и есть чудовище.
И из всего того, что она могла мне сказать, она лишь сказала, что все в порядке. Как это может порядком? Я уничтожаю ее, часть за частью. И это убивает меня. Она единственное добро в моей жизни, и что будет, когда я ее потушу? Я не могу этого сделать, не с ней. Но она никогда не отпустит меня, потому что она Поппи. Она любит слишком сильно и не сдается. Она будет рвать маленькие кусочки своей души, если решит, что спасает мою. Но я больше не могу этого делать. Я чертовски устал. Каждый день — это битва, и она — единственное, за что я борюсь. Я люблю ее больше всех, даже больше Коннора. Я должен спасти ее от этого чистилища. Только я могу освободить нас обоих.