«Возглавив агитпроп после опустошительных чисток 1937—1938 гг., Александров и в аппарате ЦК, и на всех у частках идеологического фронта расставлял своих „мальчиков“. Все они были прямо „со школьной скамьи“, практической работой не занимались. Принципов и убеждений у них не было никаких, поэтому они с готовностью прославляли любого, кого им предписывалось прославлять в данное время, и предавали анафеме также любого, на кого им указывалось.
Типичными для этого обширного слоя людей, выдвинутых на руководство участками духовной жизни общества, были заместители Александрова — П. Я. Федосеев, В. Н. Кружков, главный редактор газеты «Известия», а затем «Правды» Л. Ф. Ильичев, заместитель Александрова по газете «Культура и жизнь» П. А. Сатюков и многие другие.
Все они, используя свое положение в аппарате ЦК и на других государственных постах, лихорадочно брали от партии и государства полными пригоршнями все материальные и иные блага, которые только можно было взять. В условиях еще далеко не преодоленных послевоенных трудностей и народной нужды они обзаводились роскошными квартирами и дачами. Получали фантастические гонорары и оклады за совместительство на различных постах. Они торопились обзавестись такими акциями, стрижка купонов с которых гарантировала бы им богатую жизнь на все времена и при любых обстоятельствах: многие в разное время и разными путями стали академиками (в том числе, например, Ильичев, который за всю жизнь сам лично не написал не только брошюрки, но даже газетной статьи — это делали для него подчиненные), докторами, профессорами и прочими пожизненно титулованными персонами. За время войны и после ее окончания Сатюков, Кружков, Ильичев занимались скупкой картин и других ценностей. Они и им подобные превратили свои квартиры в маленькие Лувры и сделались миллионерами. Однажды академик П. Ф. Юдин, бывший некогда послом в Китае, рассказывал мне, как Ильичев, показывая ему свои картины и другие сокровища, говорил: «Имей в виду, Павел Федорович, что картины — это при любых условиях капитал. Деньги могут обесцениться. И вообще, мало ли что может случиться. А картины не обесценятся…» Именно поэтому, а не из любви к живописи, в которой ничего не смыслили, все они занялись коллекционированием картин и других ценностей. За время войны они заодно всячески расширяли и укрепляли свою монополию на всех участках идеологического фронта. Расследованием по письму в ЦК одной из оскорбленных матерей было установлено, что некий окололитературный и околотеатральный деятель организовал у себя на роскошной квартире «великосветский» дом терпимости. Он подбирал для него молодых привлекательных киноактрис, балерин, студенток и даже школьниц-старшеклассниц. Здесь и находили себе усладу Александров, его заместители Еголин, Кружков и некоторые другие. Кружков использовал великосветский вертеп и для скупки картин. Что касается многих других «александровских мальчиков», то они проявили обычную для таких людей живучесть. Сбросив с себя несколько мимикрических одеяний, они, когда это оказалось выгодным, стали ярыми поборниками Хрущева. Эта бесчестная камарилья образовала при Хрущеве своего рода «мозговой трест» и стала управлять всей идеологической работой в стране. Она произвела огромные опустошения в духовной жизни советского общества».
Из этого небольшого отрывка видно, что идеологи образовали особую касту, имеющую свои специфические цели. И, что важно, они расставили своих людей в аппарате ЦК. Постепенно стиралось различие между «александровскими мальчиками» и группой идеологов, ведущей начало от ультрареволюционной линии (см. раздел 2.1), которая уже в 30-е годы под знаменем марксизма-ленинизма наносила прямой ущерб советскому государству.
От идеологической сферы отторгались фронтовики. Д. Т. Шепилов [21] отмечал, что на протяжении послевоенных лет он получал много писем и устных жалоб от бывших политотдельцев и фронтовиков, которые не могли получить работу, соответствующую их квалификации, или даже вернуться на ту работу, с которой они уходили на фронт.
Если говорить о содержании идеологической деятельности, то можно сказать об образовании новой касты жрецов. Еще в 30-е годы идеологи, став интерпретаторами марксизма, постепенно подменяют его суть, выхолащивают реальное содержание и превращают в набор догм, относящихся к прошлому. Высказывания Маркса и Ленина абсолютизируются как своего рода священное писание.
Постепенно идеологи занимают как служители культа новой религии особое положение в обществе. У них появляется реальная власть; именно они судят — отвечает ли речь или публикация того или иного лица канонам. Они создают систему запретов, выражают суперпреданность марксизму-ленинизму, высказывают «ура» и «да здравствует» власти. И вместе с тем, в отличие от работы в любой производственной или научной сфере, они ни за что не отвечают, они вне критики, вне контроля, в безопасной зоне. Все это усилило антиотбор идеологов.
Упоминавшееся выше дело Г. Ф. Александрова и его коллег, о котором также говорилось в закрытом письме членам ВКП(б), окончилось для них легким испугом. Практически ответственности они не понесли.
Таким образом сформировавшаяся каста жрецов была по сути своей идеальной системой для использования в психологической войне против СССР. Их подрывная деятельность незаметна, в принципе нераскрываема — все идет на полутонах. Внедрение даже ограниченного числа агентов влияния в эту среду дает возможность влияния на процессы в СССР, постепенно подталкивая их к абсурду.
Однако для касты жрецов ситуация в первые 2—3 года после войны еще не была вполне однозначной. Дело в том, что А. А. Жданову как секретарю ЦК было поручено руководить всей идеологической работой, хотя фактически он находился в изоляции — главную роль играли «александровские мальчики». В 1947 г. Жданов начал искать новых людей, прежде всего из среды фронтовиков. В сентябре 1947 г. он предложил Д. Т. Шепилову должность заместителя начальника управления пропаганды и агитации ЦК. Вот что пишет Шепилов о стиле работы А. А. Жданова [21]: