Вскоре после этого обращения Идеологический отдел ЦК резко меняет свою позицию. Вместо восхваления — поносительство. Наступает необратимое отчуждение Солженицына от власти. Идеологи отправляют его в нужную им «стезю».
Все это роднит дело Солженицына с делом Бродского. Производство диссидентов идет по отработанной схеме. С точки зрения нормального человека, характерной чертой большинства дел была их внешняя бессмысленность, и многим казалось, что их проводили идиоты. Это относится, в частности, к делу А. Синявского и Ю. Даниэля и прошедшего за ним дела «четырех» (А. Гинзбурга, Ю. Галанскова и др.). Так же, как и дело Бродского, они подробно, во всех деталях излагались в СМИ Запада. Вот выдержка из последнего слова подсудимого Александра Гинзбурга на процессе «четырех» 12 января 1968 г. [10]:
«Итак, меня обвиняют в том, что я составил тенденциозный сборник по делу Синявского и Даниэля. Я не признаю себя виновным. Я поступил так потому, что убежден в своей правоте. Мой адвокат просил для меня оправдательного приговора. Я знаю, что вы меня осудите, потому что ни один человек, обвинявшийся по статье 70, еще не был оправдан. Я спокойно отправляюсь в лагерь отбывать свой срок. Вы можете посадить меня в тюрьму, отправить в лагерь, но я уверен, что никто из честных людей меня не осудит. Я прошу суд об одном: дать мне срок не меньший, чем Галанскову». (В зале смех, крики: «Больше, больше!»)
В результате деятельности идеологов по производству диссидентов постепенно среди западных левых формировался негативный образ Советского Союза. Ряд людей, оказавшихся на Западе, в частности В. Некрасов, А. Галич, В. Максимов, А. Зиновьев, никакого отношения не имели к антисоветской деятельности, более того, многие из них остались сторонниками социализма, патриотами своей страны, но выступали против заведомой лжи идеологов, причем подаваемой в грубо оскорбительной, отталкивающей, вызывающей форме.
С начала 70-х происходит качественное изменение в положении диссидентов. Теперь новоиспеченные диссиденты оказались в центре внимания западных СМИ и приобретали всемирную славу и известность. Они стали получать денежное содержание, им присуждают награды и премии, в том числе Нобелевские (Пастернак, Бродский, Солженицын, Сахаров). Диссидентство становится профессией, в которой появляются свои плюсы, она становится даже привлекательной.
В 60-е годы реальное влияние диссидентов еще ничтожно мало, но идеологи уже поднимают шум. Они клеймят в печати фактически неизвестных до этого, часто ни в чем не повинных или ничего не значащих людей. В результате их имена гремят и в СССР, и во всем мире.
Интеллигенция в конце шестидесятых
Наряду с производством диссидентов идеологи развертывают кампанию по нравственному разложению интеллигенции, другими словами, по производству «скрытых» диссидентов. Интеллигенцию — писателей, артистов, ученых — начинают вовлекать в массовые действа по осуждению диссидентов, включая выступления на собраниях, заявления с подписями основных сотрудников институтов. Причем это осуждение должно было проводиться в подавляющем большинстве случаев при отсутствии реальной информации. При сборе подписей использовались различные методы воздействия. Так, например, за отказ подписать заявление, осуждающее Сахарова, сотрудник научного института был предупрежден, что ему не дадут защитить готовую диссертацию, после чего он сдался. Некоторые шли на хитрость, не приходя в институт в день сбора подписей. Большинство же людей, работавших в науке в тот период, особо не задумывались над своей подписью. Многие ставили подписи искренне, и на то были причины, так как действия некоторых диссидентов производили отталкивающее впечатление. Например, ходило по рукам произведение самиздата о А. С. Пушкине, из которого следовало, что более извращенную, порочную и омерзительную личность, чем Пушкин, трудно себе представить.
Но главное состояло в том, что появились люди, и их число росло, готовые поддержать любые действия идеологов, их необоснованные нападки, люди, готовые выслужиться и извлечь из этого конкретную пользу для себя. В их шумном и яростном осуждении диссидентов не было ни грана убеждений. Ради личной выгоды, личных интересов они были готовы пойти на все. Они могли менять цвет, как хамелеоны. Подавляющее большинство деятелей литературы и искусства, с особой страстью осуждавших диссидентов и славивших социализм, стали к концу 80-х «демократами». Когда Солженицына в 1974 г. выслали из СССР, в газетах были опубликованы многочисленные отклики, клеймящие «литературного власовца». Например, писатель Александр Рекемчук пишет в «Литературной газете» в заметке «Клеветник»:
«Откровенный контрреволюционер, враг социалистического строя, всех многотрудных побед и свершений нашего народа, Солженицын не обошел своей ненавистью и советскую литературу, рожденную Октябрем.
Он пытается оплевать все, что свято для миллионов умов и сердец. Со страниц сочинения «Архипелаг Гулаг» многократно срывается брань по адресу Горького — одного из мировых художников слова, основоположника литературы социалистического реализма, великого гуманиста. Глумясь над творчеством Маяковского, он с издевкой цитирует именно те строки, которые посвящены Ленину, обращены к комсомолу, к деятелям искусства, — мы знаем их наизусть и повторяем, как клятву.
Ныне Солженицын, а с ним и вся зарубежная фабрика-кухня антикоммунизма возопили о том, что отклики советских людей, в том числе писателей, на появившиеся в «Правде» и «Литературной газете» статьи о его падении и гражданском бесчестии имеют де чересчур резкий и суровый тон…