Она оглядела стол. Дюк неохотно кивнул. Все остальные казались... намеренно безучастными.
- Хорошо, прежде чем мы объявим перерыв, есть ли у кого-нибудь информация, проливающая свет на поставленные вопросы? - Она ждала лишь секунду. - Мне кажется, нет. Поэтому установлено, что данное совещание не способно прийти к решению об обстоятельствах вчерашней операции по самой простой причине: у нас нет знаний о виде кторров, которые нам нужны. Общим мнением этого совещания и его решением является то, что у нас есть только вопросы и нет ответов. Поэтому мы не можем дать никаких рекомендаций. В совещании объявляется перерыв. Оформите это, Джексон, и пошлите копию по сети - нет, перед отправкой дайте мне посмотреть. - Она встала, взяла блокнот и кивнула. - До свидания, джентльмены.
13
Дюк и я остались в помещении одни.
Он выглядел изможденным и очень старым. Он опирался на локти и всматривался во вчерашний день. Rостлявые руки были сжаты, два узловатых кулака крепко притиснуты друг к другу, подпирая челюсть.
- Э-э, Дюк...
Он, вздрогнув, поднял глаза. При виде меня лицо застыло. Что?
- Э-э, у меня несколько образцов.
Дюк мигнул. Еще мгновение он отсутствовал, потом вспомнил: Правильно. Набор переносных клеток ты найдешь в кладовой. Знаешь. где она? Бунгало 6. Мы отошлем их в четверг. Постарайся сохранить яйца и тысяченожек живыми.
- Мне кажется, более трудной проблемой будет убить их... - Я увидел, что он снова погрузился в себя. Перестал обо мне думать. - Э-э, Дюк?...
Он раздраженно вернулся. Глаза были красными: - Да?
- Э-э, Тед не говорил еще с тобой?
- Нет, не говорил. О чем?
- Он обещал, что поговорит. Мы думаем, что возможно - я имею в виду, что я экзобиолог...
Дюк поднял руку: - Сократи историю. Чего ты хочешь?
- Лабораторию, - быстро сказал я. - Тогда я смогу делать собственные наблюдения за тысяченожками, яйцами и пурпурными растениями купола.
Он смотрел раздраженно: - Я не хочу, чтобы ты испортил образцы до того, как они попадут в Денвер! У меня хватает проблем...
- Я не испорчу ничего!
Дюк фыркнул.
Я сказал: - Дюк, если ты плюешь на меня, скажи прямо.
- Я не плюю.
- Я тебе не верю. - Я обошел стол, уселся в кресло доктора Обама и посмотрел ему в лицо. - Что происходило здесь, Дюк? Это глупейшее расследование из всех, что я видел... - Он вопросительно поднял глаза. - Три, - ответил я, прежде, чем он успел спросить, - не считая этого. Здесь ничего не было установлено. Вообще ничего. Я допускаю, что еще нет ответов на большинство наших вопросов - но вопросов, на которые мы могли бы ответить, здесь не было. Они отставлены. Поэтому, извини меня за подозрительность, но что все это значит?
Дюк покачал головой. Уставился на руки: - Тебе знать не надо.
- Но я хочу!
Дюк обдумал эту идею. Потом сказал тихо: - Ты делал только то, что говорил тебе Шоти. Ты выполнял приказ.
Я засопел и процитировал: - "Я только выполнял приказ" - это не оправдание, это обвинение.
- Кто это сказал?
- Я только что.
Дюк смотрел презрительно: - Не надо лозунгов, сынок. У меня полная пазуха вранья. Особенно сегодня.
- Нам говорили это на курсе глобальной этики. И это не лозунг. Для меня это истина. Послушай. я хочу кое-что узнать.
- Я в самом деле не хочу говорить об этом, - сказал он. - По крайней мере сегодня.
- Я тоже, - сказал я, чувствуя, что голос начинает дрожать. Но мне надо. Пусть кто-нибудь просто выслушает меня! - Горло перехватило и я испугался, что начну плакать. Все это было чепухой. Я даже не знал, о чем речь. - Я тот, кто нажал спуск, Дюк. Я несу ответственность. Ты и доктор Обама можете говорить что угодно на расследовании, но я остаюсь парнем, который это сделал.
Похоже, он хотел что-то сказать, но сдержался: - Хорошо, расскажи, что с тобой, и покончим с этим. - Его голос звучал очень тихо.
- Я не спал прошлой ночью. Не мог. Мне надо было с кем-то поговорить. Я хотел поговорить с тобой. Я даже встал и пошел к тебе. Дошел до твоей двери. Я почти постучал. И не стал - не знаю, почему. Да, я... я был испуган. Видишь, я не знаю, правильно ли я сделал вчера или нет. Я нуждался в некоторой... помощи. Но все, что я слышал - это голос Шоти: "Пойми это сам". Как он делал с учебниками. Поэтому я не постучал. И, кроме того, я увидел свет под дверью. И мне показалось, что я слышал голоса. И не хотел никого прерывать...
Дюк начал говорить что-то, но я прервал его: - Нет, я хочу закончить. Потом скажешь. Я не сразу вернулся в комнату. Знаешь холм позади лагеря? Я пошел туда и посидел немного. И - я позволил себе заплакать. Вначале думал, что плачу по Шоти, но потом понял, что нет. Я плакал по себе, потому что узнал себя. И у этого нет ничего общего со смертью Шоти.
Я чувствовал, что трясусь. Руки на столе дрожали. Я сжал их коленями. Я чувствовал себя очень маленьким и очень замерзшим. Я посмотрел на Дюка и сказал: - Я понял вот что: даже если бы Шоти не сказал мне, что делать, я все равно сделал бы это, сделал бы то же самое.
Дюк искренне удивился: - Сделал бы?
Я тяжело сглотнул. Было нелегко говорить. - Дюк, это единственное, что можно было сделать. Вот почему я был такой... безумный. Я действительно пытался убедить себя, что сделал это, потому что Шоти приказал мне, только понял, что нет. Не было времени думать - это просто случилось. Я даже не вспомнил, что надо делать или что мне говорили. Я просто сделал это - не думая! - Теперь я смотрел на свои колени. - Дюк, я никого не убивал прежде. Я даже не думал, что придется. Я знал, что не хотел бы это делать, а потом, вчера днем, понял, что могу это делать - и делать легко. И мне все безумнее хочется объяснить себе это. Я ищу способ сказать себе, что все правильно. Я продолжаю говорить себе, что виноваты обстоятельства, только знаю, что обстоятельства совсем не при чем. Это - я! А теперь - после расследования - я не могу даже расценивать это как ошибку! Это я. Я сделал это. И никто другой. И мне придется отныне жить с этим знанием - что я могу убивать людей. - Я добавил: - Это действительно не то, что я хотел бы узнать.