– В этом плане надо бы побеседовать с Тимошенко и Жуковым, – поразмыслив над услышанным, предложил Молотов.
– А вот это лишнее! – возразил Сталин. – Будем возвращаться ко вчерашнему инциденту, им покажется, что мы действительно придаем ему значение.
– Да, но с Еременко не очень ладно получилось, – вспомнил Молотов. – Он же сегодня вступает в командование Западным фронтом.
– Ничего. Генерал-лейтенанту Еременко не будет зазорно стать одним из заместителей маршала Тимошенко.
– А Ставка?! Ты не забыл, что Тимошенко – еще и председатель Ставки Главного командования?
– Нет, не забыл. – Посмотрев на озадаченного Молотова, Сталин притушил в глазах грустную лукавинку. – Функции председателя Ставки, по логике вещей, механически перекладываются на председателя ГКО… Со временем Ставку мы преобразуем в Ставку Верховного командования.
– Ну, товарищ Коба!.. Вижу, ты серьезно поработал! – Молотов покачал головой.
– Да, поработал, – согласился Сталин, и его утомленное лицо помрачнело и будто уменьшилось. – Принял, как видишь, решение взять на себя руководство военными действиями. Другого выхода не нахожу.
После затянувшейся паузы Молотов спросил:
– Совсем не спал?
– Коль мы оказались в таком положении, кто-то должен мало спать и много думать. – Сталин забарабанил пальцами по столу и, не поднимая набухших желтоватых век, продолжил: – Надо оказать помощь и командованию Северо-Западного фронта: послать туда кого-то из сильных генштабистов.
– Вероятно, речь может пойти о Ватутине? – Молотов пристально посмотрел на Сталина.
– Может быть… Кстати, он сам просился на фронт. – Сталин вскинул на собеседника задумчивый взгляд. – А что?.. Действительно, надо послать генерал-лейтенанта Ватутина… Пусть осмотрится, а потом возглавит штаб Северо-Западного…
– Не командующим?
Зазвенел на столе один из телефонов, и Сталин, положив руку на аппарат, ответил Молотову:
– Он превосходный начальник штаба… А потом посмотрим. – И поднял трубку: – Слушаю.
Звонил Мехлис, просил принять его.
– На ловца и зверь бежит, – сказал Сталин, выдохнув облачко табачного дыма.
– Слушаю вас, товарищ Сталин.
– Очень трудно сейчас на Западном фронте. Мы посоветовались и решили, что будет правильно, если вы поедете туда в качестве члена Военного совета.
– Товарищ Сталин, – в голосе Мехлиса послышалось волнение, – вы находите, что я не справляюсь на посту наркома государственного контроля?
– Вопрос поставлен неправильно, – недовольно сказал в трубку Сталин.
– Понял, товарищ Сталин! – Волнение Мехлиса приобрело торжественность. – Кому прикажете сдать наркомат?!
– А не надо никому сдавать, – бесстрастно ответил Сталин. – Нарком Тимошенко будет командовать Западным фронтом, а один из заместителей председателя Совнаркома и нарком госконтроля Мехлис будет у него членом Военного совета.
– Благодарю за доверие, товарищ Сталин! – Голос Мехлиса звучал приподнято.
– Вот это другой разговор, – заметил Сталин и тут же спокойным приказным тоном добавил: – Прибудете на Западный, обсудите на Военном совете, кто там еще, кроме Павлова, виновен в серьезных ошибках…
– Есть, товарищ Сталин!
Сталин положил трубку на аппарат, и в это время в кабинет один за другим вошли члены Политбюро. У всех – усталые, озабоченные лица. Поздоровавшись со Сталиным и Молотовым за руку, они рассаживались за столом, раскрывали принесенные с собой папки с документами.
– Товарищи Тимошенко и Жуков! – доложил, появившись в дверях, Поскребышев, одергивая под широким ремнем гимнастерку.
– Пусть входят. – В звенящей тишине слова Сталина прозвучали с будничным спокойствием. Он поднялся с кресла со знакомой медлительностью.
Тимошенко и Жуков поздоровались со всеми, кивнув головами и прищелкнув каблуками сверкающих сапог. Вид у них был измученный: в потемневших, суровых лицах таилось напряжение, а в глазах – чуть ли не самоотреченность.
Сталин не спеша приблизился к вошедшим, подал руку вначале Жукову, а потом Тимошенко, пыхнул из трубки сизым облачком дыма, на мгновение столкнувшись бесстрастным взглядом с их пасмурными взглядами.
– Товарищ Жуков, проверьте, сдал ли Павлов командование фронтом и доложите мне. – Голос Сталина был, как обычно, ровным, будто при последней встрече с военными он и не вскипал от ярости.
– Есть доложить о Павлове, товарищ Сталин!
9
Пока война не началась, генералу армии Дмитрию Григорьевичу Павлову казалось, что она и не начнется, что ее удастся избежать, хотя обстановка на границе была очень тревожной. Даже на рассвете 22 июня, когда в штабе Западного Особого военного округа расшифровали директиву Генштаба и когда этот запоздалый приказ передали в нижестоящие штабы, Павлов и тогда еще не верил в реальную возможность большой агрессии. Ведь в ту ночь ему опять требовательно напоминали из Москвы: смотри в оба, не дай спровоцировать себя на вооруженное столкновение… Может, война, а может, и нет…
Самым опасным направлением в полосе округа считалось белостокское, и Павлов, не зная, что через полчаса начнется война, вызвал к телеграфному аппарату командующего прикрывающей это направление 10-й армией генерала Голубева. Параллельно с посылаемой шифровкой предупредил его: «В эту ночь ожидается провокационный налет фашистских банд на нашу территорию… Наша задача – пленить банды. Государственную границу переходить запрещается». И согласно той же директиве Генштаба приказал привести войска в боевую готовность…
А когда стало ясно, что все усилия «не спровоцировать» агрессию ни к чему не привели и что, кажется, разразилась самая настоящая, тщательно подготовленная немцами война (это внушительно подтвердил и воздушный налет на Минск), командующий Западным Особым военным округом Павлов понял опасность, перед которой оказались прикрывавшие границу войска трех подчиненных ему армий, и представил объем всего того, что требовалось неотложно предпринять, но на что уже не было времени.