— Пройдись-ка, голубчик. Не хромой ли ты?.
Солдат рубил тяжелыми, точно колоды, сапогами плац, поднимая тучи пыли.
— Кругом! — внезапно подавал команду бригадный.
Ротные нас предупреждали об этой хитрости бригадного — ловить неожиданной командой солдата. Мы держали, что называется, ушки на макушке. Шли и все время ждали команды, — дескать, не проведешь.
Солдат молодцевато с довольным выражением на лице, — мол, не удалось его превосходительству подловить нашего брата, — ловко поворачивался и еще отчаяннее рубил ногами по всем правилам строевого искусства, размахивая руками, навстречу генералу. Сейчас должна последовать команда «стой» (вторая хитрость бригадного), и надо вовремя молодецки остановиться, замереть.
— Стой!
Солдат озверело отстукивал каблуками и замирал.
— От ста отнять семнадцать, сколько будет, голубчик? — спрашивал бригадный.
— Восемьдесят три, ваше высокопревосходительство.
— Сколько? — делая вид, что не расслышал, прикладывая руку к уху, переспрашивал довольный генерал.
— Восемьдесят три, ваше высокопревосходительство, — отчеканивал солдат.
— Как, как? — сразу оживлялся генерал. — Что ты, братец, сказал?
— Восемьдесят три, ваше высокопревосходительство.
Генерал начинал отечески журить солдата за ошибку, поучать, а заодно показывать молодым офицерам блестящее знание устава: дескать, смотрите, молокососы, генерал — а как вызубрил устав.
Но история с титулом повторялась каждый раз, когда приезжал генерал. Солдат отлично знал, как нужно титуловать генерал-майора, но, желая доставить бригадному приятное, офицеры полка приказывали нам ошибаться. Ну, мы и ошибались, величали бригадного генерала «ваше высокопревосходительство», а не просто «ваше превосходительство».
Задав солдату еще несколько вопросов: «Как называется столица нашей союзницы — Франции?», «Какой главный город Англии?», «Кто, кроме Германии, враг русского народа?» — генерал, довольный смышленостью солдата, трепал его по плечу и благодарил за службу.
Затем следовал деловой вопрос:
— Как фамилия, голубчик?
— Иванов, ваше превосходительство.
— Молодец, Иванов, молодец. За богом молитва, за царем служба не пропадет. Верю, не ударишь лицом в грязь.
— Рад стараться, ваше превосходительство.
— Грамотен?
— Так точно, ваше превосходительство.
— Женат?
— Так точно, ваше превосходительство.
— Дети есть?
— Не могу знать, ваше превосходительство.
Генерал делал изумленное лицо:
— А как же это так, голубчик? Кто же должен знать? Я? Я тоже не знаю.
— Два года дома не были мы, ваше высокопревосходительство.
Генерал несколько секунд безмолвно смотрел на солдата, как бы говоря: «Что же это ты, голубчик, так опростоволосился», затем весело и заразительно смеялся. Он любил этот старый тупой военный анекдот, который ему, видимо, никогда не надоедал, любил он и солдат, знавших, как нужно отвечать.
Но вот интермедия кончилась. Генерал еще раз осматривал солдата и, посоветовавшись с окружающими его офицерами, кивал головой:
— Налево, голубчик. Послужи царю-батюшке и родине на чужой земле.
Солдат бессмысленно пучил глаза, молодецки поворачивался и, озверело топая коваными тяжелыми сапогами, шел в сторону от строя, где уже толпились отобранные генералом кандидаты в особые полки.
Мне очень хотелось побывать в заморских странах, посмотреть на иных людей, на иные земли и города. А больше всего хотелось побывать на Эйфелевой башне. Солдаты говорили, что башня в сто раз выше Ивана Великого.
И еще в ротах говорили, что ежели забраться на самую ее макушку, то можно увидеть весь мир, всю матушку Россию.
С Эйфелевой башни я рассчитывал увидеть и свое село Даратники, большой пруд, в котором водилось много карасей, и покосившуюся избушку матери, а может быть увидеть даже и свою мать…
В запасных частях обмундирование выдавали, не считаясь с ростом и телосложением. В особых полках все обстояло иначе. Там с каждого «француза» сначала снимали мерку и только после этого заказывали обмундирование. Гимнастерки и брюки шились из тонкого чистого сукна. Шинели офицерские.
Но особенное восхищение вызывали погоны «французов». Малиновые, с небольшими белыми кантиками и красными римскими цифрами на полях, обозначавшие номер части, они, словно терпкое вино, кружили нам головы.
С завистью глядели мы на солдат особых полков. Счастливцы! Им разрешалось ходить по солнечной стороне (нижним чинам в царское время запрещалось в городах ходить по солнечной стороне), а тульские девушки (четвертая особая дивизия стояла около Тулы) были без ума от особцев. На нас же они и глядеть не хотели.