Мы очень медленно проползли мимо часового и шагов через двадцать наткнулись на Хартенштейна.
Мы повернули влево. Я искал проход в проволочном заграждении. Так длилось около полутора часов. Теперь нужна была особая осторожность — подошло время очередной смены караула. Мы продолжали ползти вдоль заграждения и наконец нашли место, где было не так много рядов проволоки. Здесь мы залегли и притаились. Двое должны были блокировать справа. Двое других определенной задачи не получили. Таким образом, они оказывались лишними. Вообще-то они должны были бы блокировать слева. Но чтобы расставить их и дать задание, мне пришлось бы снова ползти с ними мимо часового и снова возвращаться. Прошло бы еще несколько часов, и тогда мы уж, наверное, не смогли бы достаточно хорошо провести нападение, так как уже и сейчас совсем окоченели от холода.
Шаги в траншее — несколько человек. О чем-то переругиваются. По голосам их — трое, но может оказаться и больше. Чего они хотят? Остановились невдалеке от нас справа. Может быть, там парный пост? В таком случае нам нужно попасть в траншею между двумя постами.
Снова шаги. Два человека. Значит, слева еще один парный пост? Они прошли мимо нас.
Кашель.
Разговор. Это была смена.
Шаги двух человек, но удаляются влево. Почему другим путем, — не тем, каким пришли? Может быть, они еще вернутся? Мы лежали тихо. Я сунул руки в карманы брюк, чтобы совсем не окоченеть. Все тихо, только изредка покашливание.
Они не возвратились. Может, прошли немного по этой траншее, а потом вернулись по другой?
Я толкнул Хартенштейна и Лёйшеля. Мы поднялись.
Сначала осторожно — сквозь проволоку.
Я побежал к траншее.
Сзади кто-то упал. Кто-то фыркнул от смеха.
Я прыгнул в траншею, Хартенштейн и Лёйшель — вплотную за мной. До часового оставалось, верно, шагов пятнадцать. Мы побежали.
Впереди какой-то шум.
Сзади выстрел.
Место часового пусто. Валяется ручная граната. Часовой убежал. Этот проклятый смех!
Мы выбрались из траншеи на левую сторону.
Сзади, почти одновременно, два выстрела.
Мы побежали к заграждению.
Слева два выстрела!
Через проволоку!
Позади меня жалобный шепот.
Я пробрался сквозь заграждение и присел.
Выстрел!
Подошли остальные. Вверх взмыла ракета.
Мы кинулись на землю. Несколько выстрелов — мимо. Они нас, похоже, не видели.
Снова ракета. Еще два выстрела и громкие, торопливые голоса. Мы еще не были вне опасности. Они могли отрезать нам путь у переднего препятствия. Но для нас это было бы даже лучше. Тогда мы всемером могли бы пробиться сквозь них в направлении наших окопов.
Ракеты погасли. Мы ползли к первому проволочному заграждению. Кто-то подполз ко мне:
— Леше ранен в ногу.
— Он может идти?
— Да.
Беспрепятственно пробрались сквозь переднее заграждение и пошли дальше во весь рост. Леше прихрамывал. Только тут я по-настоящему почувствовал, что совсем замерз.
— Больше не пойду в дозор с такими молодыми парнями, никакой выдержки! — проворчал Хартенштейн.
Перед нашей передней траншеей стоял Трепте.
— Не вышло?
— Нет. И один ранен… Идите по своим блиндажам. Мне надо к господину старшему лейтенанту.
Лёсберг спал, его разбудили. Я доложил.
— Это была последняя надежда, — сказал он. — Ничего не поделаешь. Завтра нас сменят.
Вечером следующего дня нас сменили для отправки в лагерь. Я испытывал страшную усталость.
Наутро мы построились перед бараками, готовые к походу. Участники последнего крупного дозора, окончившегося неудачей, еще не вернулись из Минекура, где были собраны после этой операции.
— Невероятно! — сказал Лёсберг. — Уже полчаса, как они должны быть здесь!.. Но когда им кто-то больше не нужен, они просто оставляют его на произвол судьбы! Фельдфебель, вы велели сказать, что я не желаю видеть лейтенанта Линднера?
— Так точно, господин старший лейтенант.
Лёсберг уже давно произнес перед нами свою прощальную речь. Мы стояли и ждали людей из дозора. Трава между соснами была истоптана. Следы от повозок и сапог замерзли рельефными отпечатками.
Из-за края леса появился Зенгер — воротник расстегнут, винтовка висит за спиной слишком низко. Показались и остальные. Тащились как попало, вразброд. У одного каска на голове, у другого — в руках.