Такими я своих людей еще не видел. Это делалось умышленно.
— Почему ваши команды подходят в таком беспорядке, когда ваш командир роты намерен проститься с вами, унтер-офицер Зенгер?
Зенгер дал команду остановиться и построил людей.
— Один еще держит каску в руке, унтер-офицер Зенгер!
— Дозор Линднера без лейтенанта Линднера явился! — доложил Зенгер.
Лёсберг молча смотрел на него.
— Я вызвал вас сюда, — дрожа от бешенства, закричал вдруг Лёсберг, — чтобы проститься с вами! Я рассчитывал, что вы появитесь так, как я вас учил! — Тут он взял себя наконец в руки. — Я знаю, что вы-то во всяком случае неповинны в неудаче. Хорошему командиру удается все! От бравого солдата можно требовать невозможного, от труса — ничего! Ваш командир, которого сейчас здесь нет, оказался непригодным к делу, иначе сегодня были бы пленные, награды и слава. Трусость свела все на нет.
Лёсберг ускакал. В роте заговорили.
— Да, — услышал я чей-то молодой голос, — это вина лейтенанта Линднера.
— Заткнись, если ничего не смыслишь, — сказал Зенгер. — Кто это трус? Кто улизнул перед наступлением?
— Тихо! — скомандовал фельдфебель. — Рота, смирно!
Он отрапортовал командиру батальона, который прискакал верхом вместе с Ламмом.
— Где господин старший лейтенант Лёсберг?
— Только что ускакал, господин майор.
— Вы передали ему, что я хотел с ним здесь проститься?
— Так точно, господин майор, и даже вот только что еще раз напомнил господину лейтенанту об этом.
Майор обернулся к Ламму, что-то тихо сказал ему, повернул лошадь и, сжав губы, ускакал.
— Третья рота! — крикнул Ламм. — Я снова принимаю команду! Думаю, что вы также рады этому, как и я!
Мы двинулись. Люди обрадовались, услыхав, что Ламм снова их ротный. Через несколько часов марша мы прибыли на станцию, где нас должны были погрузить в эшелон.
Ламм отвел меня в сторону и хотел что-то сказать, но тут к нам быстро подошел Линднер.
— Извините, — сказал он Ламму. — Можно мне поговорить с Ренном? Это правда, что старший лейтенант назвал меня трусом?
— Правда.
— Что я должен делать?
— Поговорите, господин лейтенант, с нашим новым командиром роты.
Линднер обратился к Ламму. Они вместе пошли к майору. Ламм вернулся. Он был задумчив. Теперь он, верно, понял, почему я так невзлюбил Лёсберга.
Подошел поезд, и мы погрузились в вагоны.
Мартовское наступление 1918 года
Вечером мы остановились в лесистой долине, выгрузились и направились в ближайшую деревню. Здесь мы простояли два дня. Нам сказали, что отсюда мы будем передвигаться к месту сбора нашей наступающей армии по ночам, чтобы вражеские аэропланы не заметили перемещения таких больших масс войск.
Неожиданное отсутствие всякой дисциплины — когда люди вернулись из дозора в беспорядке — заставило меня задуматься. А как дерзко отвечал Зенгер старшему лейтенанту после провала операции! Я считал, что бунт в немецких войсках невозможен, но такое граничило с бунтом. Крупное весеннее наступление должно было покончить с войной. А иначе? Не может ведь война длиться вечно. Когда-нибудь должны же люди помириться.
Ночами шли, а днем маскировались и спали мало. Этот марш сомкнутым строем, в темноте, очень нас изматывал.
В нашей роте был пожилой солдат из Рудных гор; наружность его была весьма непривлекательна. Когда люди уставали, он запевал, и Ламм спускал ему то, что он при этом нарушал строй и шел рядом с ротой. Он запевал короткую строку, а рота подхватывала припев:
Все пели с подъемом. Запевале приходилось нелегко, когда встречался обоз, и он вынужден был отставать, а затем нагонять роту.
В его песенках было что-то необычное, и они не были грубыми; при этом он постоянно находил новые, и некоторые из них здорово отвечали нашему настроению. Мне бы хотелось узнать его поближе, но с такими, как он, не легко сойтись. У него было серое, равнодушное лицо — не сумрачное, но и не веселое, — и он не интересовался никем, кроме людей из своего отделения.
Мы прибыли в большую деревню в Пикардии, стали там на постой и занялись строевой подготовкой.
Двое из моих людей отрезали подметки от башмаков и отправили их домой, так как там уже нельзя было достать кожи. Я доложил об этом Ламму. Он приказал провести проверку всего наличия обуви. В других взводах, где было больше пожилых и семейных людей, чем у меня, не хватало еще больше.