— Откуда у вас жир? — спросил тот.
— Для чего же я тогда унтер-офицер интендантской службы, господин лейтенант?
— Мы вырыли яму для мертвых, — сказал Эрнст. — Не скажет ли господин лейтенант несколько слов у могилы?
Фабиан отвернулся.
— Нет, не могу.
Я вдруг почувствовал, как я устал и как мне плохо. Солнце только-только начало пригревать. Чуть поодаль стояла скирда соломы. Я проделал в ней нору и залез — одни ноги торчали наружу.
Проснулся я от разговора прямо у меня над ухом.
— Санитар Вейс! — говорил Фабиан. — Ваш командир взвода вчера вечером доложил мне, что вас не было при атаке.
Я было вскочил, хотел уйти.
— Ренн, останьтесь! Этот разговор лучше вести при свидетелях. Вы, Вейс, разве не получили приказа господина фельдфебеля Эрнста следовать за взводом?
Я не мог смотреть Вейсу в лицо. Но видел, как тряслись его ноги.
— Так точно, господин лейтенант.
— Почему же вы его не выполнили?
Тот ничего не ответил, его била дрожь.
— Испугались?
— Так точно, господин лейтенант.
Фабиан молчал.
— Ну, хоть честно признались, — промолвил он наконец. — Я не могу так сразу решить, как с вами быть. Подождите у дерева!
Вейс медленно отошел. Руки его безжизненно повисли.
Лейтенант снова лег на солому.
Я тоже отошел в сторону и стал глядеть на проходившие мимо войска. Я страшно боялся за Вейса, да и за лейтенанта тоже. Вдруг он придет в ярость? Хотя с виду он был совершенно спокоен, но это-то и настораживало, — никогда ведь не знаешь, что у него на уме.
Сколько мне тут еще торчать? Но если я уйду, лейтенант может разозлиться и выместит все на несчастном Вейсе. Мысли у меня путались и мучительно вертелись вокруг одного и того же. Что-то тут не так! Неужели я ничем не могу помочь?
— Ренн? — Я кинулся назад и стал перед ним, перепуганный насмерть.
— Пойдите к Вейсу, — он скользнул по мне невидящим взглядом, — и приведите его сюда. — Я заметил, что он взволнован, и это вселило в меня надежду.
Вейс топтался по соломе, разбросанной у дерева, и взглянул на меня пустыми глазами. Я молча кивнул в сторону лейтенанта, и Вейс пошел за мной.
Ах, опять все не так! Теперь он думает, что я презираю его, потому что не поговорил с ним. Надо сказать ему… Нет, мне нечего ему сказать.
Мы подошли к стогу. Я не знал, куда мне встать, и остался стоять рядом с Вейсом.
Лейтенант не встал — он сидел и сурово смотрел на Вейса.
— Санитар Вейс! Вы понимаете, что по долгу службы я обязан подать рапорт о вашей трусости перед лицом врага. Тогда вы попадете под военный трибунал и будете опозорены на всю жизнь. А если я не представлю рапорта, то сам попаду под суд. Несмотря на это, я его пока не подам. Мне претит отдавать вас под суд, когда, быть может, еще сегодня мы снова будем брошены в бой. А идти в бой я могу только со свободными людьми, а не с теми, кто одной ногой уже за решеткой. Вопреки моему служебному долгу я ценю вас как человека и верю вам настолько, что заявляю: мне этот случай неизвестен. А вам надлежит позаботиться о том, чтобы и товарищи ваши позабыли про него. Теперь ступайте!
Вейс повернулся кругом и пошел понурив голову. Он все еще дрожал.
— Ренн! Садитесь-ка сюда!
Я сел рядом с ним. Но он не промолвил ни слова и лег на бок, спиной ко мне, словно собирался спать.
Вероятно, он принял окончательное решение, только когда говорил, потому что сначала он сказал: я пока не подам рапорта, а следующими словами уже поставил крест на том, что произошло.
Он долго лежал так. Меня все больше и больше беспокоило его состояние, и мне стало страшно. Что это он задумал?
Но вот он поднялся.
— Я взял вас в свидетели. Я не хотел бы, чтобы в роте шли толки о Вейсе. Заклеймить хорошего человека на всю жизнь трусом куда страшнее, чем застрелить его!
Мы строем двинулись в лес. На лужайке еще тлел костер. Но француза там уже не было. Дальше по дороге лежало вповалку много трупов и среди них — французский офицер.
Около шести часов вечера мы нагнали наш длинный обоз, расположившийся справа на холме.
— Хлеб у вас есть?
— Невпроворот, смотрите не лопните!
— Маркитант вон там!
— Сигареты у вас есть?
Мы устроились в большом амбаре, поели, и на душе сразу полегчало.
День отдыха