Эйлиц принес воды и протянул ему маленькое зеркальце. Лицо у Фабиана было в кровавых ссадинах. Он рассмотрел их и с удовлетворением кивнул.
Вскоре обстрел начал затихать. Фабиан взял меня с собой.
Трое людей шли к нам со стороны Тюркенвальда. Один нес шлем под мышкой. У другого — я узнал в нем Либерта — мундир и рубашка были расстегнуты.
— Куда это вы направляетесь?
— Эх, господин старший лейтенант, нас засыпало там, в лесу! Накрыло весь взвод. Только мы и выбрались, потому как лежали у выхода. Обстрел еще продолжается.
Либерт задыхался. Он не узнал меня.
Фабиан направил их в туннель. Мы повернули и пошли в батальонный блиндаж. Я подсел к ординарцам и стал прислушиваться к разговору офицеров.
— Хорошо, — сказал капитан. — Всех, кто будет появляться из второй роты, направляйте в туннель! А там сзади, у развилки траншеи, которой они никак не минуют, выставите командира взвода с охраной, чтобы перехватывать людей! Иначе они от страха убегут неведомо куда.
Дверь отворилась, и в нее втолкнули кого-то. Человек был совершенно гол. На шее болталась бечевка с овальным личным знаком.
Капитан глядел на него во все глаза:
— Что это значит?
— Господин капитан, — сказал ординарец, который привел его, — я ничего не могу от него добиться. Он из второй роты.
— Дайте ему шинель!
Ему дали шинель, и он продолжал стоять.
— Вас засыпало?
— Потолок обрушился.
— А потом?
— Я не знаю.
— Потом вы, по-видимому, выползли?
— Я не знаю.
— Я говорю: вы, видимо, выбрались из укрытия?
Человек медлил с ответом.
— Нет, я не мог.
— Почему не могли?
— Придавило ногу.
— Тогда вы вытащили ногу из зажатого сапога?
Он опять ответил не сразу.
— Было очень тесно.
— Ординарцы! Отведите-ка его к врачу! И дайте ему горячего кофе — есть у нас еще кофе?
— Найдется, господин капитан.
— Надо же суметь так раздеться, — обратился капитан к Фабиану, — когда ему всего лишь придавило ногу в сапоге! И чтобы человек при этом так сдурел!
— Не знаю, — ответил Фабиан. — Для этого нужно слишком уж потерять самообладание.
Всю ночь напролет громыхало вокруг нашего блиндажа. Порой земля сотрясалась. Смрад от лошадей становился невыносимым.
Среди ночи кто-то протопал вниз по лестнице.
— Что стряслось?
— Извините, господин старший лейтенант! Мы не знали, что это блиндаж командира роты. Там палят! Вот мы и решили сюда!
Ближе к утру разрыв бухнул ближе обычного, и что-то закопошилось на лестнице.
— Кто там?
— Эйлиц!.. Там так трахнуло, что мы решили спуститься пониже.
Через некоторое время снаружи раздался крик:
— Здесь санитарный блиндаж?
— Рядом! Следующий вход! — крикнули мы все разом.
Потом пришел еще кто-то.
— Господин старший лейтенант, я снимаю свой взвод с рытья окопов на передней линии. У нас трое раненых.
Едва рассвело, как мы поднялись и, продрогшие, принялись за кофе. Потом Фабиан ушел один и вернулся только через несколько часов.
— Нашли командира второй роты. Ясное дело, убит. Теперь остатки второй роты будут нашим четвертым взводом. Командовать ею будет лейтенант Эйзольд. А сейчас мы перебазируемся в туннель.
Наверху было спокойно, так что мы без помех распростились с нашими лошадьми. У одной из них лопнуло брюхо, и кишки — багрово-сизые — вывалились на землю.
В туннеле, окутанные табачным дымом и испарениями, сидели на корточках люди из второй роты:
— Французы и здесь накроют нас!.. Или ворвутся там в окопы и в два счета будут здесь!
— Да всех здесь перебьют! Нас выведут отсюда, когда останутся только калеки, годные лишь к гарнизонной службе да в ездовые!
Мы вошли в блиндаж, где уже находились два офицера со своими ординарцами. Им пришлось потесниться.
Вечер и ночь прошли беспокойно. При раздаче пищи ранило повара и ездового полевой кухни. К трем офицерам, которые сидели за столом и писали, то и дело подходили посыльные. Мне часто приходилось бегать по разным поручениям. Наконец к утру мы легли спать. В стены были встроены нары — в два яруса. Я лег на верхние, подо мной — Цише. Прямо надо мной в потолке была проделана дыра, должно быть, для печной трубы. Из этой дыры долетал до меня из леса треск: это трещали деревья — то ближе, то дальше. По лесу били шрапнелью.
На следующий день я снова увидел в туннеле людей: они сидели на корточках и курили.