Брамм! — позади меня. Кусок глины угодил мне в шею, противогаз упал. Я поднял его и побежал дальше. Лямка противогаза порвалась. Я обернулся — поглядеть на Цише. За мной бежал только Зейдель. Фабиан уже вырвался вперед. Быстро смеркалось. Очертания предметов расплывались в сероватых сумерках.
Фабиан остановился и припал на одно колено. Шагах в пяти заросли ежевики кончались. До темного массива Тюркенвальда оставалось не более ста метров. Перед ним — ровный луг.
Фабиан пошептался с Зейделем и показал ему, как нужно вести атаку.
— Как только вы достигнете леса, выступлю я и помогу там, где французы будут еще держаться.
Подошел взвод Зейделя, но от других взводов — никого. Цише не было.
Слева донеслось позвякивание шанцевого инструмента. Должно быть, четвертая рота. Прогремело несколько ружейных выстрелов.
Фабиан нагнулся к Зейделю:
— Четвертая рота обнаружена. Наступайте!
Зейдель дал знак рукой. Поднялись в атаку, едва различимые в серых сумерках.
Кто-то прибежал сзади.
— Фабиан! Капитана засыпало. Вам командовать батальоном!
Вокруг треск ружейной пальбы, и вспышка разрыва на краю леса.
— Большую часть вашей роты тоже засыпало! Я выкарабкался и бегом к вам!
Кругом свистят пули. Фабиан возбужденно показывает рукой вперед:
— Вон они бегут! Я уже не могу их остановить! Они забрали слишком вправо!
Я впился глазами вдаль. Это же ужасно! Они бегут почти вдоль расположения французов! Вот падает один, другой!
Больше я уже никого не видел. На опушке полыхнуло яркое пламя. В ушах звенело от пуль. Я почувствовал, как пуля просвистела возле моей шеи.
Что с Зейделем? Что с Цише?
Меня ударило в левое предплечье.
— Я ранен, — сказал я.
— Куда? — спросил Фабиан.
Я показал.
Я почувствовал боль в предплечье; появилось такое ощущение, словно оно распухало.
— У вас есть нож? — спросил адъютант.
Нож лежал у меня в левом кармане брюк, и я попытался достать его правой рукой.
Адъютант заметил мою попытку и вытащил нож.
Треск ружейной пальбы, свист пуль.
Адъютант отрезал у меня рукав. Там, где болело, я ничего не увидел.
— Порядочная дырка! — сказал адъютант. — Индивидуальным пакетом ее не закроешь. Давайте-ка в воронку от снаряда!
Мы сползли в широкую воронку; здесь было безопаснее.
— Куда он ранен, господин лейтенант?
— Возле плеча. Пуля прошла, видимо, косо слева.
— Но я совсем не вижу крови.
— Да, едва сочится.
— Мои люди! — простонал Фабиан.
— Вот теперь нужно прицепить обратно рукав. Ваша рука так блестит под луной, что небось французам видно.
Он криво прикрепил рукав булавкой к мундиру.
Ружейная пальба чуть поутихла.
— Пойдите узнайте, какие успехи у четвертой роты! — сказал Фабиан.
Адъютант исчез в кустах.
Я заметил, что Фабиан очень расстроен, и сказал, чтобы перевести его мысли на другое:
— Цише, верно, тоже ранен.
— Все настоящие люди ранены, один я нет! Как я теперь взгляну в глаза своей роте? Был здесь, впереди, и не атаковал, потому что дожидался остальных взводов! Да ни один человек этому не поверит!
Вернулся адъютант:
— Четвертая даже не смогла атаковать — ее встретили ураганным огнем.
— И ради этих сволочей я погнал моих людей вперед!
— Ну, ну! Они не виноваты. Вы должны радоваться — у них всего трое ранены и те легко. — Но не пора ли и нам отходить?
Стрельба прекратилась. Красные языки пламени угасли. При свете луны мы медленно возвращались назад — всего только трое.
Я начал дрожать от холода. Боль почти прошла.
Когда мы подошли к опушке, там стояло несколько человек.
— Вы здесь! — вскричал лейтенант Эйзольд, завидя адъютанта. — А мы вас откапываем, ищем. Господин капитан спрашивает про вас повсюду.
— Как? Он тоже здесь? А я его искал!
Я спросил:
— Цише не видели?
— Его ранило за твоей спиной. Оторвало пол-лица.
— Он жив еще?
— Нет, он ничего не успел почувствовать.
Перед блиндажом батальона Фабиан обернулся ко мне.
— Сегодня не стало моих лучших людей… — Он не нашелся что еще сказать и только пожал мне руку.
— До свидания, господин старший лейтенант! — крикнул я.