— Никто не видел Хензеля?
— Да он здесь. Только… — зашептал санитар, — разговаривайте с ним поменьше! Ему оторвало половину зада.
— Это опасно?
— Кость, кажется, цела, но рана очень большая.
Я прошел в туннель. Хензель лежал на деревянных нарах лицом вниз.
— Хензель! — негромко позвал я.
Он повернул голову и посмотрел в мою сторону.
— Хорошо, что ты пришел. Но лучше уходи. Ты там нужен, и ты выдержишь.
У меня сдавило горло, и я не смог ничего ему ответить.
Я вышел, был яркий день. На склоне еще уцелело несколько берез.
Меня позвал Ламм. Около него уже стояли двое.
— Мы должны заново сформировать роту. Мы лишились трех командиров взводов и одной трети роты. Унтер-офицер Ренн примет первый и второй взводы, которые понесли наибольшие потери, — это будет новый взвод Ренна. Третий взвод остается за младшим фельдфебелем Трепте, четвертый примет унтер-офицер Лангеноль. Есть одно затруднение: унтер-офицер Буш по службе старше Ренна, но он только сейчас прибыл на фронт. В такой обстановке дать ему взвод я не могу. Он войдет в взвод Трепте. Я сам поговорю с ним. А вас должен предостеречь: никому не дозволяется плохо отзываться о Буше!
Я заново перестроил мои отделения и взял с собой в освободившийся рядом окоп связными взвода Израеля и Вольфа, чтобы они были под рукой для передачи донесений.
Снова начался артиллерийский обстрел.
Едкий запах гари от снарядов, грохот, летящие во все стороны комья грязи!
Через полчаса поутихло. Кругом валялись саперные лопатки, стальные каски, противогазы, поясные ремни, винтовки, ручные гранаты, ранцы, окровавленные клочья бинтов. В одном окопе осколок угодил кому-то прямо в висевшую на поясном ремне ручную гранату, и она разорвала ему живот. Другой из того же окопа бегал вокруг и кричал, как помешанный. Я велел увести его, так как он в беспамятстве мог убежать, куда угодно.
Снова завыли и засвистели снаряды.
Кто-то бежал, громко крича.
Я выглянул. Это был лейтенант Хорнунг.
— Есть здесь еще место? Там творится что-то ужасное!
— Вон рядом есть, господин лейтенант! — крикнул я.
В моем окопе место было, но мне не хотелось, чтобы он сидел возле меня.
Он укрылся в соседнем окопе и вскрикивал при каждом разрыве.
Обстрел продолжался недолго.
— Израель, ты слышал? — медлительно, как всегда, растягивая слова, произнес Вольф. — Слышал, как вопил лейтенант из второй? Такого даже наш брат себе не позволит, хотя на нас нет такой ответственности перед другими!
— Ах, заткнись! — сказал Израель.
Солнце уже садилось. И тут я опять увидел сигнальные ракеты.
Я побежал назад.
Все трещало, громыхало и сотрясалось.
З-з-з-з! — пронеслось у меня прямо над головой и угодило в низину.
Рамм! Карр! Враммс!
Я пригнулся еще ниже.
В ушах звенело.
Что-то ударило меня по каске.
Я накрылся одеялом.
Прамм! Харп! Кётш! Рум-рум-па! Ра! Хэртш! Парр!
Боже милостивый, это чудовищно!
Я сжался в комок. Если достанет — ничего не почувствуешь… никакой боли… просто — конец! Так что же тут плохого?
— Кто это здесь спит?
— Унтер-офицер Ренн, господин лейтенант! Он проспал весь обстрел, — сказал Израель.
— И он мог еще при этом спать? — сказал Ламм. Из-под одеяла мне ничего не было видно. Но я слышал, как шептались еще и другие и как все удивлялись.
Я лежал, не двигаясь, пока они не ушли. Потом откинул одеяло.
Была ночь. Надо мной поблескивали звезды. Должно быть, было холодно. Но мне было тепло и хорошо.
Мимо несли раненых. Я встал, все еще удивляясь тому, что мог заснуть.
Я услышал, как горячо говорил о чем-то Израель, и пошел к нему.
— Пока ты спал, я распорядился, — сказал он, — чтобы отделения сообщили о дневных потерях. — Вдруг он негромко рассмеялся: — Как ты можешь спать под такой грохот? Мы все стояли у твоего окопа, и рота решила, что тебя ничего не берет.
Около полудня Ламм вызвал командиров взводов.
— Выдвинутые вперед части полка сейчас будут сняты. Тогда мы окажемся на переднем крае. Взводам Трепте и Лангеноля занять этот крутой склон. Взвод Ренна расположится в промежутке между нашей нынешней позицией и соседней дивизией. Здесь человек, который вас проводит.
Мы выступили. Было совершенно темно. Сначала пошли вправо. Затем повернули назад в низину и зашагали напрямик, то лесом, то густым кустарником среди обломанных сучьев и воронок от снарядов. Дальше была узкая полоса луга, а еще дальше — невысокий сосновый лес. У меня возникло ощущение, будто мы то и дело меняем направление. Снова показался луг.