Этот случай не расстроил меня. Нет, его упреки пришлись мне по нутру — ведь он был прав. Мне следовало тоже определить расстояние.
Я пошел по отделениям, дал приказы о часовых, оповестил разносчиков пищи и сказал им также, чтобы они, по возможности, принесли и воду для пулеметов, а заодно посмотрели, нет ли где шлангов для пароотводов к ним.
Между тем огонь повели в нашу сторону — тяжелыми снарядами, которые вскоре стали разрываться и у нас, рассеивая кругом большие, похожие на клинки осколки. Но палили не без передышки, а через равные промежутки времени. Часовому в левом орудийном окопе слегка задело ухо.
Почти три часа ушло на то, чтобы все обсудить в отделениях, однако мне то и дело приходило в голову что-нибудь новое. Знают ли они сигнал для вызова заградительного артиллерийского огня? Достаточно ли у них ракетниц и сигнальных ракет к ним?
Артиллерийский огонь прекратился. Стемнело. У меня еще не было поименного списка моего взвода.
Разносчики пищи ушли. От Ламма прибежал посыльный:
— Господин лейтенант спрашивает: в полном ли комплекте материальная часть легких пулеметов? И нужно провести светомаскировку блиндажей, чтобы ночью не было ни одного огонька. На рассвете, от четырех до шести, всем быть в полной боевой готовности, не спать.
Я снова пошел по отделениям и передал приказ лейтенанта. Потом обошел часовых и проверил, знают ли они все главные точки на местности.
Мои люди проявили интерес к овладению пулеметом. Они рассматривали все, чтобы знать, что с чем и как взаимодействует. Я подивился их старанию.
Было уже за полночь. Пустой желудок давал о себе знать. Сегодня опять выдали лишь сухари и сваренные в сельтерской воде кубики овощей. Разносчики пищи ушли четыре часа назад.
Я бродил по позиции, осматривал местность и расстановку часовых.
В половине четвертого пришли наконец тяжело нагруженные разносчики пищи. Один нес жестяной ранец с водой. Другой — тяжелый мешок с хлебом.
— Где вы так долго пропадали?
— Поначалу мы заблудились, — рассмеялся Израель. — Потом ждали кухню, она еще не подошла, так как дорога обстреливалась. Она вообще не могла подойти раньше полуночи, потому как им невозможно пройти через высотку там, позади, пока не стемнеет. Ну, а оттуда до нас полтора часа ходу. Господин фельдфебель велел передать, чтобы на кухню ежедневно сообщали о количественном составе взводов, а то ему никогда не известно, кто ранен. Они вообще-то не знали, что мы потеряли так много людей. Потому отправили невесть сколько хлеба.
Пища по дороге остыла. Мы экономили сухой спирт и съели все, не подогрев. У нас были еще две гинденбургские горелки, но одна почти совсем прогорела.
Между тем было уже четыре часа. Я приказал застегнуть поясные ремни и пошел в другие отделения. Там либо позабыли приказ, либо не очень-то торопились. Пойти, что ли, к Шацу? Да, может, он и не знает о приказе. Я нашел их всех спящими. Разбудил Шаца и сказал ему об этом. Он нехотя поднялся, сел за стол. Но своих людей не разбудил. «Меня это не касается», — подумал я и пошел к часовым.
Медленно светало. Начала вырисовываться гора со своими двумя вершинами. Сзади загрохотала наша артиллерия. Снаряды с воем проносились над нами и падали там, вдали. Французская артиллерия молчала.
Я заметил небольшое возвышение шагах в тридцати от меня. Нельзя ли использовать его для установки там пулеметов? Я пошел туда и стал ложиться поочередно во все воронки, проверяя поле обстрела из них. Вдруг я услышал позади шаги.
— Доброе утро, Ренн! — сказал Ламм, держа руки за спиной. — Я только что был в твоих блиндажах и у часовых. Все в порядке. Но Шаца я пропесочил основательно.
Он слишком ленив, и даже не удосужился будить своих людей.
Я удивился: Ламм все время улыбался и держал руки за спиной, что было совсем не в его привычке.
— Слушай, — сказал он, — вчера был неподходящий момент… — Он рассмеялся и протянул мне пакет в газетной бумаге. — Ведь у тебя вчера был день рождения?
Я не сразу нашелся, что сказать.
— Откуда ты знаешь?
Он, улыбаясь, покачал головой:
— Угадай… Нет, не сможешь — слишком уж это просто. Я листал недавно список личного состава, наткнулся на тебя и взял себе на заметку. Да ты посмотри, что там.
Я развернул пакет. Сверху лежала пачка сигарет, а под ней книга «Похождения Симплиция Симплициссимуса»[6].
— Знакомо?
— Нет, никогда даже и не слышал.
6
Произведение выдающегося немецкого писателя Ганса Якоба Кристоффеля Гриммельсгаузена (1625–1676), в котором в традициях нравоописательного плутовского романа реалистически изображены бедствия Германии в период Тридцатилетней войны.